Вадим Саитов - Цитадель души моей

Бородач задумался. Кивнул.

— Оттар сам по себе, мы сами по себе. Так-то, оставшись с нами, в Орхуз ты однажды попадешь — если доживешь. Вот только я не беру пассажиров, так что… говорят, егеря в бою хороши?

— Еще никто не жаловался.

— Хо. Хо-хо. Значит так. Мы идем в Британию — подергать тамошних бестий за хвост. Дело хоть и прибыльное, но опасное, поэтому лишний меч мне не помешает. Не буду тебе рассказывать, на каких условиях я беру людей в команду — выбора у тебя все равно нет, либо ты идешь ко мне, либо — на дно. Но — кого попало я не беру. Каковы в бою бестии — мы знаем. А каков ты — сейчас узнаем. Сможешь меня удивить в бою — возьмем тебя и твою зверушку с собой. Нет, — развел руками, — не обессудь.

— Напиться дадите?

— Хрольф, дай ему.

Молодой — лет пятнадцать, не больше — парень в кожаном, с железными пластинами, доспехе, присел ко мне. Глянул с явным сочуствием, бросил короткий взгляд через плечо на отвлекшегося как раз — кричавшего что-то на своем языке в сторону корабля — бородача.

— Он левша, — быстро шепнул мне парень, протягивая мех.

Я это уже заметил, как и то, что топор у него нормально висит — под правую руку. И услышанная подсказка меня окончательно убедила — определенно, есть у норманна привычка противнику в разгар боя сюрприз являть, боевую руку меняя. Вообще, нехорошо это для бойца — привычку какую-то иметь — предсказуемым делает для того, кто об этой привычке осведомлен. Я улыбнулся пареньку в ответ одними глазами, кивнул, — «спасибо», — взял мех и припал к горлышку.

Клянусь, никогда в жизни я не пил ничего и вполовину такого же сладкого. Мне казалось, я пью из меха саму Жизнь в чистом виде, и она, искрясь, разливается по жилам, наполняя мышцы силой, а разум — ясностью. Встал, улыбнулся счастливо. Вернул мех владельцу. Посмотрел на норманна.

— Ну, так что, капитан, где удивляться будешь? На корабль пойдем или прямо здесь? — сделав полшага назад, поставил ногу на скамью и накрыл аккуратно ладонью рукоять меча. Думаю я, сражаться на маленькой качающейся лодке он привычен если и меньше, чем на ровном — так ненамного. Я, в принципе, тоже, но — не сейчас: колено все еще болело, и плохо сгибалось. Когда опора под ногами ненадежная, ногам выпадает работы больше, чем любой другой части тела. Потому-то я и выразил готовность провести бой хоть на табуретке: если он поймет, что никаких преимуществ бой в лодке ему не даёт, он выберет палубу — просто потому что там драться комфортнее.

— Хо, — усмехнулся, — пойдем-ка лучше на борт. Меня зовут Горм. Горм Ловец Ветра. А это, — повернулся, — мой Морской Конь, самый быстрый снеккар Германского Океана.

Поднимайся, — и ловко перекинул свое тело через высокий борт.

Я посмотрел на щиты, усмехнулся и взялся за верхнюю доску борта. Вот так — был егерь, стал пират. Ну, кто бы мог подумать?

Конец первой книги

О сером речь, а серый — встречь.

Гладиус или гладий (лат. gladius) — римский короткий меч (до 60 сантиметров). Предположительно, был позаимствован (и усовершенствован) римлянами у древних жителей Пиренейского полуострова.

Лентнер — кожаные налатники, иногда с металлической пластиной на груди, к которой крепились цепи от меча, кинжала, шлема.

Мать ученья. От «Repititio est mater studiorium» — «повторение — мать учения».

Триарии (от лат. triarius) — в армии Древнего Рима — воины последней, третьей линии тяжёлой пехоты римского легиона. Состояли из ветеранов римского войска, составляли его резерв и имели самое лучшее вооружение.

3-4 метра.

Человеку свойственно ошибаться.

Бумага не краснеет.

Паллиата — комедия.

Не верь будущему.

Умному достаточно.

К зверям! — формула казни, означающей растерзание дикими зверями.

Бои гладиаторов на кораблях.

Порода лошадей.

Троеборье.

Старая сказка на новый лад. (Дословно — «подогретая капуста»).

Огонь небесный!

Обучая, учимся (лат) . Луций Анней Сенека, письма Люцилю.

Страна Черного камня (чек.) .

Желающего идти судьба ведет, не желающего — тащит. Изречение греческого философа-стоика Клеанфа, переведенное на латинский язык Луцием Аннеем Сенекой в его «Письмах».