Юрий Шубин - На Очень Секретных Основаниях - 2 (СИ)

Обилие мужчин в ватниках, шинелях и тулупах заставило Джульетту обхватить себя руками, словно защищаясь от всего мира. Что не мешало ей вслушиваться в их беседы.

Молодые ребята, совсем еще пацаны и зрелые, опытные мужчины, вели бойкий разговор.

— Эсэсовцев убивай в первую очередь. Они — те еще мерзавцы, — советовал низкорослый боец с рыжими усиками, тут же набивая магазин ППШ: — Всегда убедись, что фриц мертв. Иначе притворившийся гитлеровец может огрызнуться и выстрелить тебе в спину. Если бережешь патроны — коснись его ресниц. У кого дрогнули — дострели на месте. А если вши замучили, — вразумляя, втолковывал рыжий: — Берешь и прикапываешь исподнее землей. Оставляешь на поверхности кончик. Вся вошь на этот высунутый край одежды и выползет. Обирай, выщипывай насекомых. Да в костер.

— У немецких офицеров нательное белье — шелковое. И почти не впитывает кровь, — заговорил стоявший над горевшем на полу костром нахмуренный и какой-то угрюмый красноармеец. Чьи всклокоченные волосы нависали над лбом. Вокруг костра кольцом стояли гусеничные траки от танка. Поверх, на двух кусках арматуры, кипятился густо покрытый копотью чайник. Красноармеец переворачивал штыком жарящиеся на листе жести оладья. От которых по помещению разносился запах касторового масла. И продолжал разъяснять: — Их офицерское белье, светло-голубое. В запревших местах не натирает. И сыпнотифозная вошь по нему скользит и сама отваливается. А обмундирование старайтесь снимать с эсэсовцев, — в тон рыжему отметил поджаривающий оладья красноармеец: — У них шинели всегда самые теплые. И сапоги самые крепкие.

— Вот особист о таких пристрастиях прослышит, живо в штрафную роту угодишь, — лукаво предостерег «повара» красноармеец постарше, с заметной проседью в волосах. Но его почти никто не услышал. Уж больно что-то интересное травил маленький, небритый, но очень живой боец с угреватым, смуглым лицом. Который только что поплевал на бычок и вдавил его в землю.

Джульетта невольно прислушалась.

— … этикеток с бутылками на полках тьма тьмущая. Одна другой цветастее. Наш солдат в их спиртном — откуда что понимает. Потому как привык к чистейшему свекольному самогону. А выпить хочется, — одобрительный гул понимания поддержал начатый анекдот. — Чай, кофе, сто грамм за победу? Спрашивает у него местный хозяин берлинской пивнушки-харчевни, — продолжал рассказывать угреватый боец, придурковато помаргивая глазами: — А пехотный русский Ваня ему в ответ не растерялся и говорит: — Плесните мне того же самого, что тому фашистскому танку под окном, у которого башню снесло. А то, боюсь, не захмелею.

Дружный хохот качнул сгрудившихся вокруг рассказчика красноармейцев. И довольные похлопывания по плечам завершили дело.

Джульетта поймала себя на мысли, что они живут своей жизнью, погруженные во фронтовой уклад. И верят в свою Победу, как в предчувствие, больше чем она — путешествующая во времени, которой известно о ней наверняка.

Из темноты подвала чей-то голос сказал:

— Павлова к командиру! И диверсантов своих пусть захватит.

Бойцы разом замолчали, впервые поглядев на Дэвида и Джульетту с враждебной настороженностью.

Под ногами скрипела бетонная крошка. Но мурашки, бегающие по телу девушки, казались размером с хороший булыжник, ведь злые взгляды она чувствовала спиной.

Их повели по темному коридору вправо. Разведчик остановил Дэвида, положив руку ему на плече.

В центральном подвале второго подъезда располагался командный пункт. Автоматчик у входа, в короткой телогрейке и торчащей из-за обмоток на голенастых ногах ложкой, смотрел на Джульетту и Дэвида колючим, неприятным взглядом. С твердой злостью в голосе он произнес:

— Я бы паникерам, разложенцам и прочей падали, кровь пускал при всяком удобном случае, — он говорил это громко. Чтобы все присутствующие больше прониклись: — И этот с ними пойдет, — указал автоматчик на смурного мужчину, лет сорока. У которого на скуле наливался лилово-желтый синяк. Избитый мужчина имел крупное лицо, пухлый капризный рот и здоровенные ручищи. Темные волосы слегка кудрявились. А черные, густые усы были аккуратно подстрижены вровень с верхней губой. Он встал рядом, молча и понуро. На нем было полупальто серого цвета. На ногах — поношенные яловые сапоги, армейского образца. И черная каракулевая шапка с завязанными наверх ушами. От него разило прелой мешковиной и потом.

— Говорят, этот предлагал немцам свою сестру, за еду и защиту. Но последний авианалет стер с лица земли дом и всех свидетелей. Ни одного из которых наш старлей не успел допросить лично.