Лей Бардуго - Ведьма из Дувы

Надя замерла под снегопадом, а затем медленно повернулась, пытаясь найти хоть что-то знакомое в белоснежном пейзаже, что вернет ее на путь. Деревья превратились в черные полосы теней. Земля волнами опускалась и поднималась от снежных сугробов. Свет стал тусклым и рассеянным. Ей никак не узнать, в какой стороне дом. Повсюду царила тишина, периодически нарушаемая воем ветра и ее частым дыханием. Лес погружался во тьму.

Затем она учуяла его, горячий и сладкий, ароматное облако было настолько густым, что обжигало ноздри: жареный сахар.

Дыхание Нади стало прерывистым, и даже несмотря на страх, ее рот начал обильно выделять слюну. Она вспомнила о зайце, как достала его из ловушки, как отчаянно забилось его сердечко, как закатились глаза. Что-то коснулось ее в темноте. Надя не стала тратить время на размышления — она кинулась вперед.

Девочка слепо бежала по лесу, ветки били по щекам, ноги путались в спрятанных под снегом корнях. Она не могла отличить свои неловкие шаги от звуков погони за спиной, но ей так и представлялось, как на нее охотится что-то с зубастой пастью и длинными белыми пальцами, цепляющимися за край пальто.

Когда она увидела сияние света между деревьями впереди, то на секунду решила, что добралась до дома. Но, вырвавшись на поляну, она увидела, что силуэт хижины перед ней был неправильным. Она была высокой и кривоватой, с горящим светом в каждом окне. В ее деревне ни за что не стали бы попусту тратить свечи.

Казалось, что хижина движется и поворачивается, чтобы поприветствовать гостью. Надя замешкала и отступила назад. Вдруг за спиной хрустнула ветка. Девочка рванула к разукрашенной двери в дом.

От ее нервных дерганий за ручку затряслась лампа наверху.

— Помогите! — крикнула она. Дверь распахнулась. Надя скользнула внутрь и захлопнула ее за собой. Ей показалось, или она услышала, как кто-то врезался с другой стороны? Раздраженно зацарапал когтями об дерево? Трудно разобрать звуки, когда их заглушают хриплые всхлипы из ее груди. Она прижалась лбом к двери, дожидаясь, пока сердце перестанет колотиться, и лишь после того, как смогла сделать вдох, девочка обернулась.

Теплая комната была окрашена в золотистый цвет жареной булочки. Пахло душистым ароматом подрумянившегося мяса и свежеиспеченного хлеба. Каждая поверхность сверкала, как новенькая. На них были нарисованы листья и цветы, животные и крохотные люди; краска была такой свежей и яркой, что на нее было больно смотреть после серых оттенков Дувы.

У дальней стены стояла женщина за огромной черной плитой, которая занимала половину комнаты. На ней кипятились двадцать разных котелков: некоторые маленькие и прикрытые крышкой, другие крупные с едва не сбегающей водой. У печки внизу были две железные дверцы на петельках, открывающиеся в центре. Она была такой большой, что туда с легкостью бы поместился человек. Ну, или ребенок.

Женщина подняла крышку с одного из котелков, и к Наде полетело облако ароматного пара. Лук. Щавель. Куриный бульон. Девочку охватил голод, да такой пронзительный и всепоглощающий, что она забыла о страхе. С ее губ сорвалось низкое рычание, и она прижала рот рукой.

Женщина обернулась через плечо.

Она была старой, но не страшной, ее длинная седая коса была переплетена красной ленточкой. Надя уставилась на нее и замешкала, вспомнив о Женечке Лукиной. Смешанные запахи сахара, баранины, чеснока и масла заставили ее дрожать от жажды.

В корзине неподалеку лежала собака и грызла кость, но когда Надя присмотрелась, то поняла, что это вовсе не собака, а медвежонок в золотом ошейнике.

— Тебе нравится Владик?

Девочка кивнула.

Женщина поставила горячую тарелку с рагу на стол.

— Садись, — затем вернулась к плите. — Ешь.

Надя сняла влажные рукавички с пальто и повесила его у двери. Затем осторожно села за стол. Подняла ложку, но все равно заколебалась. Истории гласили, что людям строго запрещено есть еду со стола ведьмы.

В конце концов, она не смогла сопротивляться. Она съела каждый драгоценный кусочек рагу, а затем булочки из слоеного теста, сливы в сиропе, яичный пудинг и ромовый торт с изюмом и коричневым сахаром. Надя ела и ела, пока женщина присматривала за котелками на плите и тихо напевала себе под нос.

« Она меня откармливает , — подумала девочка, когда ее веки отяжелели. — Дождется, пока я засну, после чего запихнет меня в печку и приготовит тушеное мясо ». Но ей было все равно. Женщина положила одеяло у плиты, рядом с корзиной Владика, и Надя легла спать, радуясь, что умереть ей доведется с полным желудком.