Константин Асмолов - ФЭНТЕЗИ-2003

— Лив, — сказала Доминика, не решаясь коснуться его плеча. — Лив, вы… ты меня слышишь?

Рерт протянул руку. Взял из застывших пальцев Лива покореженную шпильку; подержал на ладони. Перевел взгляд на Доминику.

— Ему нечем было писать, — сказала она, будто оправдываясь.

Рерт что-то пробормотал — она не разобрала слов.

Левая рука Лива лежала, впечатавшись в теплый воск. Под ногтями запеклась кровь. Синие жилы казались раздутыми, как весенние реки.

— Что значит «Мизеракль»? — спросила Доминика.

— «Чудо, совершаемое из жалости», — глухо отозвался Рерт.

— Из… жалости? — не поняла Доминика.

— Они называют «жалостью» все, что не приносит прямого дохода, — сказал Лив, качнулся вперед и упал лицом в стол, покрытый кожаной скатертью.

Дерево, наполовину умершее еще у себя на родине, проделавшее долгий путь по земле и по воздуху, испоганившее в конце пути лесную аллею Рерта, — это дерево все еще стояло, более того: его натруженные корни потихоньку укреплялись в сытной почве леса.

Доминика, повидавшая слишком много за последних два дня, не удивилась даже тому, что у дерева хватило сообразительности не врастать в землю прямо перед крыльцом: оно отбрело немного в сторону, где и хозяину не мешало, и в то же время оставляло за собой шанс поймать полуденный лучик солнца.

В дальнем конце аллеи появился Рерт. На плече у него лежала лопата; он шел, подволакивая ногу, беззвучно разговаривая сам с собой.

— Что было бы, если бы я открыла моим ключом тот замок… в который вы его превратили?

— Ваш друг снова стал бы человеком.

— А Рерт?

Рерт шагал по направлению к крыльцу. На светлом лезвии лопаты высыхали комочки земли.

Лив вздохнул, покачивая левую руку на перевязи:

— Он был бы унижен… Все эти шутки с превращениями — неприятная рискованная игра.

Доминика невольно взялась за ключ на своей груди. Лив усмехнулся:

— А вы уверены, что он вам нужен — живой? Что тот человек, открывшийся вам в письмах, сможет точно так же открыться, глядя вам в глаза? Вы не боитесь разочарования?

— При чем тут мое разочарование? Я хочу, чтобы он жил…

У нижней ступеньки крыльца Рерт воткнул лопату в землю. Оперся на нее, как на посох.

— Все.

— Не все, — мягко напомнил Лив.

Рерт поднял некоторое время разглядывал стоящих на ступеньках Лива и Доминику.

— Ты обязан этой женщине жизнью, — сказал он наконец.

— Я знаю.

— Я тоже обязан ей… Хоть она понятия не имеет, чем рисковала. И что бы с ней сейчас было, если бы Соарен…

Он запнулся. Вытер губы, будто желая очистить их от только что произнесенного имени; по Доминикиной спине пробежали крупные холодные мурашки — от поясницы к затылку.

— У этого ключа есть скважина, — тихо сказал Рерт. — Теперь я знаю точно. Она есть.

— Где? — быстро спросила Доминика.

Рерт зажмурился, будто что-то припоминая; запекшийся уголок его рта дрогнул — и снова начал кровоточить. Рерт перевел дыхание, открыл глаза, промокнул губы и бороду мятым зеленым платком.

— У него есть цель. Ты создала ее. Или увидела заново.

— Где его скважина?

— Там. — Рерт махнул рукой. — Та, которую ты изберешь… Ты придала его жизни смысл — ты найдешь ему скважину.

— Спасибо, друг, — тихо сказал Лив.

Доминика недоуменно оглянулась на него:

— Он издевается!

— Нет.

— Он…

— Пойдемте, Доминика. Мы и так злоупотребили гостеприимством нашего хозяина… Идемте. Я объясню.

— Госпожа! — причитала Нижа, и на ее крики в минуту сбежались все слуги и постояльцы гостиницы. — Вернувшись! Святая добродетель, мы уж не чаяли! Исхудали-то как! А осунулись! А где же…

Проталкиваясь сквозь толпу любопытных, Доминика прошла в дом, поднялась в знакомую комнату на втором этаже — и повалилась на кровать, как умерщвленное лесорубами дерево.

Рука ее сжимала ключ, висящий на шее, на цепочке.

Ветер ходил по полю, гоняя темно-зеленые и светло-зеленые волны. На дорожном указателе, криво приколоченном к столбу, сидела ворона.

— Я боюсь, — призналась Доминика.

— Понимаю.

— Я не знаю, что ему говорить…

— Он будет не в себе в первые дни. Лучше, если вокруг окажется спокойная привычная обстановка, знакомые лица… Кстати, что скажут родичи при виде его возвращения?

— Обрадуются… наверное.

— Даже если не обрадуются — ничего страшного. Привыкнут.

Карета, на козлах коротой сидел Сыр, укатилась далеко вперед и теперь поджидала хозяйку у моста, на другой стороне поля.