Константин Асмолов - ФЭНТЕЗИ-2003

— Привет, Соа, — сказал Лив, делая шаг по направлению к замку.

Незваный гость протянул руку:

— Стой! Зачем? Ты и без того принес моему другу слишком много зла… Ты испоганил его аллею — я видел! Ты превратил его в эту дрянь. Не удивлюсь, если узнаю, что ты съел его кролика!

— Да, я съел его кролика, — устало подтвердил Лив. — Соарен, ты пьян. Осторожнее.

Новое неуловимое движение, новая волна смрада; замок будто взорвался, разрастаясь и принимая форму человеческого тела. Мгновение — и Рерт со стоном сел, держась за голову.

— К тебе гости, — сказал ему Лив.

Рерт невидящим взглядом скользнул по Доминике. Тяжело посмотрел на Лива, потом уставился на трехглазого и тяжело задышал.

— Фу-у! — трехглазый замахал ладонью перед лицом. — Ну и смердят же в наше время добро и справедливость! Здравствуй, друг Рерт. Тебе не надоел еще Мизеракль? Мне надоел смертельно.

— Он в моем доме, — хрипло сказал Рерт.

— Я заметил, — подтвердил трехглазый. — И что он с тобой делает — в твоем-то доме! Но я — другое дело. Я пришел не зубами с ним меряться, я кое-что принес… Вот! — И он вытащил из-за пазухи две покрытых воском доски для письма, а из кармана — два острых деревянных стержня.

Безобидные эти предметы произвели странное впечатление на Рерта и в особенности на Лива; Доминика, привычно забившаяся в щель за сундуком, имела возможность видеть его лицо. В комнате было достаточно света для того, чтобы разглядеть бумажную бледность поверх несколько застывшей невозмутимости.

— Не надо, — сказал Рерт.

— Надо! — провозгласил тот, кого звали Соареном. — Я давно ждал этого дня! Там, — он ткнул пальцем в сводчатый потолок, — наконец-то сочли, что нам с Мизераклем пора выровнять чаши весов… Окончательный поединок — вот что я принес в подарок моему другу Зубастику. Сядем же и нарисуем пару формул!

— Погоди, — сказал Лив.

— Немедленно. Чистый и окончательный счет. Выбирай оружие, Мизеракль, честно говоря, мне все равно — эта доска или та…

Доминика смотрела, утратив представление о смысле происходящего. Трехглазый Соарен уселся за низкий стол перед камином — тот самый, где недавно крошил свой хлеб Лив; через всю комнату бросил одну доску, и Лив поймал ее левой рукой, а правой подхватил летящий стержень.

Рерт, которому тяжело было двигаться после превращения в замок и обратно, отошел к бассейну (ручеек, едва пришедший в себя после полного испарения, журчал теперь тихо и как-то неуверенно), сел на краю и свесил руки ниже колен.

Лив молчал. Глаза его были стеклянно-отрешенными, и Доминика вдруг поняла, что боится за него — до холодного пота.

Соарен положил вощеную доску на стол. Вольготно вытянул ноги, взял в правую руку стержень; искоса, нехорошо взглянул на Лива.

Лив слепо огляделся. Не увидел Доминику. Пододвинул к стене стол, покрытый кожаной скатертью (стол был огромный, Лив сдернул его с места, будто пушинку), сел прямо, как школьник. Взял стержень в левую руку. Уставился на свою доску, словно рассчитывая прочитать подсказку на нетронутой вощеной поверхности.

— Ты готов? — отрывисто спросил Соарен.

— Я готов, — эхом отозвался Лив, и Доминика не узнала его голоса.

— На счет «пять» начинаем, — сказал Соарен. — Рерт, посчитай.

— Раз, — глухо сказал Рерт. — Два, три, четыре… пять.

Два стержня одновременно коснулись досок. Доминика замерла; поначалу ничего не происходило.

Соарен усмехался. Его стержень постукивал о доску, выводил письмена, рождая при этом зеленоватый пар; пар вырывался с силой, струйки его шипели, как обваренные змеи.

Лив все еще сидел очень прямо. Левая рука его выводила совершеннейшие, с точки зрения Доминики, каракули; только что проведенные линии через секунду таяли на воске, будто впитываясь. На их место ложились новые; Доминика никогда бы не могла себе представить, что решающий магический поединок выглядит именно так.

Рерт сидел, сгорбившись, переводя взгляд с одного писца на другого. Иногда его глаза останавливались на Доминике, и тогда она всей кожей чувствовала исходящую от Рерта неприязнь.

Потом Соарен начал рычать — вероятно, от азарта. Третий глаз его над левой бровью сделался совершенно красным — даже маленький острый зрачок потонул в прилившей крови. Зеленый дым из-под его стержня повалил гуще.

Лив сидел, не шевелясь, не издавая ни звука. Только рука его летала и летала над доской и метались, пролагая ей путь, глаза.

— Отойди от него, — сказал Рерт.