Перед ним лежало старое пыльное зеркало, то самое, что подстерегало свои жертвы в мусоре на городской свалке. Но теперь оно было безвредным — слепым оком, без сверкающей роговицы стекла.
А подле зеркала лежало бездыханное человеческое тело. Васек заметил его, пересек комнату и наклонился над мертвецом. Оплывшее лицо покойника было густо покрыто засохшими кровоподтеками и искажено страхом и болью.
— Витек, — сказал Мельников, беря в ладони руку напарника, — оно все-таки отпустило тебя.
Потому что тот Витек, что лежал сейчас на ковре, был просто человеком, несчастной жертвой зеркала, и, в сущности, был ни в чем не виноват. Закрытые глаза, перекошенный беззубый рот — неужели и сам Василий раньше выглядел так же?
Все так же сжимая руку мертвого Витька, Василий закрыл глаза — на смену победному торжеству пришло чувство успокоения. Отдых, наконец-то отдых!
— Его надо похоронить, как человека, — сказал Василий, ни к кому не обращаясь.
— Не знаю, как у тебя это получилось, — сказал, Саня Белоспицын тонким дрожащим голосом, — но это было круто.
А Влад Сергеев ничего не сказал — он приходил в себя.
— Ну, — спросил Дивер, — что скажешь хорошего?
— Ничего, — ответил Мельников, — хорошего — ничего. Разве что видел я его.
— Ты уверен? Тот самый, черный, лакированный?
— Он! На заднем стекле надпись.
Дивер согласно кивнул. На этот раз все собрались в квартире Сани Белоспицына. Большая комната здесь оправдывала свое название, к тому же при полном отсутствии мебели становилась чуть ли не залом. Четыре стула и неказистые кухонные табуретки казались на этом пыльном просторе произведением концепт-арта, сделанным художником с явным уклоном в сторону минимализма. Угрюмо поблескивающие стволы в углу завершали картину жирной вороненой точкой.
— И где же?
— Наткнулся возле самого завода. Дважды он въезжал на территорию и оставался там минут тридцать, не меньше. Третий раз выехал в город и, может быть, вернулся — мне досмотреть не удалось, курьеры подъехали.
— А он?
— Ну, он-то раньше уехал.
— Что он там забыл на этой свалке? — спросил Влад. — К чему они, эти заброшенные корпуса?
— А вы слышали байки про этот завод? — спросил Степан.
— Да кто их не слышал? Хлысты... Зэки... шантрапа. Там ведь уже с десяток лет ничего не работает.
— Зона, — сказал Степан со вкусом.
Дивер скривился, глянул на него с неодобрением.
Василий Мельников присел на оставшийся свободным табурет. Одежда его была заляпана грязью и кое-где зияла дырами. После зеркального эпизода Мельников стал безрассудно храбр, как бывает у зайцев, которым вдруг посчастливилось завалить волка, — так что неудивительно, что именно его послали в этот день на разведку.
Это была уже не первая вылазка в город. После бурной дискуссии стало ясно, что свобода действий у них колеблется между двумя пунктами: ничего не делать и, сложа ручки, ждать Исхода или попытаться что-то изменить. Как выяснилось в дальнейшем, единственное, до чего могли дотянуться руки, был черный «сааб» — колесный символ царящей в городе разрухи.
И тяготеющий к командованию Дивер в скором времени развернул настоящую полевую разведку с целью выследить скрывающийся автомобиль. Никого убеждать не пришлось — у всех были свои счеты с черной машиной, так что Севрюку, бывало, становилось слегка не по себе, когда он видел, с каким огнем в глазах вещает об объекте их охоты его собственная община. Особенно сильно он тушевался, когда видел в такие моменты Мартикова — бывший старший экономист, гуманитарий с двумя высшими образованиями, в гневе совершенно утрачивал человеческий облик, окончательно становясь похожим на зверя.
«Сааб» засекали, но каждый раз на ходу, когда он на высокой скорости с включенными фарами и сигналя, как иерихонская труба, проносился вдоль улицы Центральной. О месте его гнездования так и не смогли узнать, и лишь сегодня Мельников принес весть о месте вероятной дислокации.
— Колонки опустели, — сказал разведчик. — Ни одного человека. Я не пойму, им что, пить больше не хочется? Сгорела пятиэтажэка на Покаянной, снизу до верху выгорела.
— А я вот опять слышал, как внизу плачет ребенок... — сказал Влад. — Думаю, может сходить посмотреть.
— Ну, Славик! — возмутился Дивер. — Никуда ты не пойдешь. Я тебе говорил, не ребенок это никакой. Так, манок. Раскинули сети и ждут, пока какой-нибудь дурень вроде тебя на плач попрется.
Читать дальше