Сесилия Дарт-Торнтон - Заклятие немоты

Часть стен покрывали зеркала, другую часть занавешивали гобелены с изображением магических символов, рунических букв, звезд, лун и полумесяцев. На гигантском столе из дуба лежал распахнутый посередине старинный том. Между страниц выглядывала затейливо вышитая закладка с позолоченными кистями. На темных полках громоздились толстые рукописи в кожаных переплетах и резных серебряных окладах, напоминающих изящное кружево, а также пергаментные свитки, перевязанные пурпурными ленточками. Застекленный шкаф заключал в себе чучела змей и ящериц, взирающих на мир драгоценными камнями вместо глаз.

Имриен почудилось, что она попала в зловещую пещеру чудовища, заполненную мертвыми или неодушевленными вещами, но самое страшное — эти вещи будто хранили способность к искусственной жизни. В любой момент они готовы были рвать, раздирать, колоть, пронзать и разрезать на кусочки того, кого им прикажут.

Посреди огромного чертога высился длинный узкий стол на четырехфутовых ножках, выполненный из цельной каменной плиты. Край столешницы разъела пролитая щелочь. Рядом на скамье поблескивали в сумерках аккуратно разложенные заточенные ножи, иглы… И этот ужасный запах!.. Аромат ладана безуспешно пытался заглушить стойкую вонь гниющего мяса.

Вошла новая служанка — более высокого ранга, чем прежняя, судя по диковинной черно-белой ливрее. Имриен получила повеление снять верхние одежды и облачиться в серый льняной халат.

— Несравненный скоро появится, — сообщила служанка. — Великий маг очень, очень занят. Тебе сказочно повезло, что он нашел время для приема.

Имриен кивнула. Нужно было быть полной дурочкой, чтобы до сих пор не понять этого. Ей захотелось бросить все и убежать отсюда.

Внезапно двери распахнулись, и на пороге появился маг, стряхивая крошки с губ.

Дворец и окружение Коргута по прозванию Шакал, конечно, впечатлили посетительницу, но до самого мага им было ой как далеко. Рослый широкоплечий мужчина чуть старше тридцати — настоящий красавец. По плечам струились густые волосы и черные с серебром ленты. Ослепительная белизна одежд заставляла думать, что они сотканы из света, а сам Несравненный — выходец из иных, высших миров.

Взглянув на уродливое лицо Имриен, маг не выразил ни малейшего удивления. Он сразу заговорил, и сладкозвучный потек в уши девушки липкой патокой с медового пирога, сплошь начиненного изюмом и инжиром.

— Исцелить отравление ядовитым плющом для меня сущий пустяк. Я часто лечил эту болезнь, и всякий раз с необычайным успехом. Главное — выполняй мои указания. Если будешь слушаться, пожнешь добрые плоды. Ты непременно получишь назад свое лицо, вот только сомневаюсь, что оно тебя так уж порадует. Насколько я могу судить по грубоватой и, как бы помягче выразиться, неприятной форме черепа, лицо получится простоватым, ничего интересного.

Глаза Коргута скользнули от больной к настенному зеркалу. И тут Имриен осенило: ну конечно, маг не отшатнулся при взгляде на девушку только потому, что он ее не видел! Этот напыщенный пустозвон так глубоко и безоговорочно поглощен собой — не человек, а ходячий символ богатства и самодовольства.

И все же он почти покорил девушку своими манерами.

«Пусть этот индейский петух ничего не замечает, кроме собственной особы и слащавой лести легковерных подхалимов, наплевать! — сказала себе Имриен. — Но он мне нужен. У него есть то, что мне необходимо. И я вытерплю все».

— Кроме того, не вздумай жаловаться, кричать или стонать. Ясно?

Маг слегка поморщился, будто его оскорбляла даже мысль о подобной невоспитанности.

Девушка кивнула.

Ей дали отхлебнуть какой-то напиток, синий и ледяной, как сама смерть. Разум Имриен затуманился, она потеряла способность мыслить — но не чувствовать. Тело девушки онемело лишь отчасти. Больную положили на холодный каменный стол в ее тоненьком сером халате.

И тут все началось: боль, лезвия, горячие иглы, едкие кислоты, обжигающие мази; каждый нерв Имриен превратился в раскаленную стальную нить, проводящую терзания самыми изощренными способами.

Пытка все не кончалась. Девушка кричала бы, не переставая, будь у нее голос. Тело несчастной билось в судорогах и выгибалось дугой. Сквозь ядовитые испарения и пожирающий ее огонь Имриен расслышала, как приятный баритон произнес:

— Сначала будет хуже — иначе не наступит улучшение.

Но страдания лишь усиливались. Девушка уже не верила, что когда-либо знала что-то другое, кроме боли, игл и пламени. Весь мир состоял из них. Мучение имело собственный визгливый, пронзительный голос, и оно торжественно воспевало самое себя. Прежде чем провалиться в черную бездну, больная услыхала в отдалении: