Елизавета Дворецкая - Огненный волк

— Моя дочь уехала на Макошину гору. Ей теперь надо немного прийти в себя после всего этого… Да, когда-то я подумывал было выдать ее за тебя, — со вздохом признался Скородум. — Но Великая Мать лучше нас знает, кому что нужно. Не сомневаюсь, что со временем она пошлет моей дочери подходящего жениха и у нас все будет хорошо.

— Видит Великая Мать, я очень хочу, чтобы в ваш род пришло то же счастье, что и в наш, — от души сказал Огнеяр. — Вот увидишь — моя жена всем приносит счастье, кто хотя бы увидит ее!

И он сжал руку Милавы, гордясь своей небесной лебедью и едва веря, что сумел вырвать у гордого Надвечного Мира такое сокровище.

— Не сомневаюсь! — Скородум дружески кивнул Милаве. — Как тут говорят, от ее взгляда, как под животворящим взглядом самой богини Лели, даже старый пень покрывается зелеными побегами… А поскольку самый старый пень здесь — это я… Короче, юный друг мой, а что бы ты сказал, если бы я теперь вдруг взял бы и посватался к твоей матери?

— Я сказал бы… — улыбнувшись, Огнеяр посмотрел на Добровзору, которая опустила глаза и даже прижала ладони к щекам, чтобы скрыть смущенный и радостный, совсем девичий румянец, — я сказал бы, что ничуть не удивлюсь, если у меня через годик все-таки появятся братья!

Вскоре княгиня Добровзора покинула Чуробор, чтобы поселиться отныне в Глиногоре. Огнеяр, конечно, скучал по матери и отчиму и старался почаще навещать их, но с обязанностями князя неплохо справлялся и сам. Прежняя беспечность осталась далеко позади. И теперь он, сын мудрого Велеса, очень хорошо понимал: все пережитое было лишь первым шагом на пути судьбы. Его предназначение не исполнено, оно ждет своего срока и когда-нибудь позовет. И Огнеяр, оборотень, наделенный человеческим разумом и звериной чуткостью, внимательно прислушивался к голосам Надвечного Мира, чтобы не пропустить свой час…

Май — Июль 1996. Москва

Среди первых откликов на мои романы встречался вопрос: откуда взяты славянские имена героев?

А откуда их можно было взять?

Давным-давно я начинала один из своих первых исторических романов и как-то раз пожаловалась сестре, что не могу придумать подходящего имени для главной героини. Разговор услышала наша бабушка и внесла предложение: «А чего ты мучаешься? Назови ее Маша, Даша». — «Но это было тысячу лет назад, — сказала я. — Тогда не было Маш и Даш». — «Быть не может! — бабушка мне не поверила. — Маша и Даша были всегда!»

В самом деле: имена из сказок про сестрицу Аленушку, братца Иванушку или Василису Премудрую настолько слиты в нашем сознании с «родной стариной», что воспринимаются как нечто исконное, коренное. Не только моя бабушка, но и многие известные писатели не могут взять в толк, что когда-то очень давно, до принятия Русью христианства и укоренения его в народном сознании, наши предки этих имен не знали. И действуют под пером романистов в IX или X веке славянские девушки по имени Настя и Алена, мужчины Марко и Микула; Кузьма, Прохор, Мирон и прочие «старинные» имена спасают многих авторов, которым надо как-то называть героев! До смешного доходило: одна древнерусская княжна, жившая даже раньше Аскольда и Дира, якобы носила имя Равула, которое, конечно, очень красиво, но по происхождению — древнееврейское, мужское и означает «стряпчий, крючкотвор».

В поисках же исторического колорита активно используются имена из ранних частей летописей и из былин — но их там не так уж и много. Дошло до возникновения теории, будто женщины в Древней Руси вообще не имели личных имен, поскольку одни из упомянутого набора (Рогнеда, Малфрида, Ольга) являются заимствованными у скандинавов, а другие (Предслава) якобы служили княжескими титулами. И кочевали десятилетиями из романа в роман Ольга и Вадим, Любава и Путята, Изяслав и Малуша — притом почти всегда без учета общественного положения носителя, так что высокие княжеские имена с корнями «слава» и «мир» доставались кузнецам и рыбакам, которые в исторической действительности едва ли имели на них право. Откроешь иную книгу, а там все имена знакомые, хоть здоровайся. А ведь роман — не трамвай, по рельсам ездить не предназначен. Некоторые же авторы делают еще проще — привыкнув к «бессмысленности» собственного имени, и для древнерусских героев подбирают в качестве имен бессмысленные сочетания звуков. Неоправданность, мягко говоря, этого пути объяснять не надо.