Марк Лоуренс - Братство дороги

Макин пополз, руки прямо на глазах покраснели и покрылись волдырями. Куль, на который он наткнулся в дыму, оказался мужчиной, мускулистым монахом, больничным служкой по имени Инч. Ему на руку свалилось горящее бревно. Мальчик и сам выглядел не лучше мертвеца: бледное лицо, закрытые глаза, но огонь еще не успел до него добраться. Схватив мальчика за ногу, Макин потащил его обратно через зал.

Казалось, тянуть девятилетнего ребенка было тяжелее, чем волочить за собой павшего жеребца. Задыхаясь и царапая каменный пол, Макин продвигался вперед. Купол дыма висел уже всего в нескольких футах над полом, темный, горячий и смертоносный.

Протащив так и себя, и мальчика еще с ярд, Макин безвольно повалился на пол:

− Не могу.

Даже рев огня теперь казался ему далеким. Если бы не жар, он бы уже заснул.

Он скорее почувствовал их, чем увидел. Они появились по обе стороны от него, светящиеся сквозь дым. Несса и Церис, соединив над ним руки. Он почувствовал их, как не чувствовал с самого дня их смерти. Обе остались без погребения. Когда маленький, наполненный пеплом и костями, покрытый лилиями гробик опустили в холодную землю, в нем не было Церис. Несса не слышала певшего для нее хора, хотя Макин оплатил певцам дорогу из Эверана и выбрал ее любимые псалмы. Ни одной из них не было рядом, когда он расправлялся с убившими их людьми. Эти убийства замарали его, отдалили от тех, за кого он стремился отомстить. Но сейчас стоящие рядом Несса и Церис, молчаливые и внимательно наблюдающие, придали ему сил.

− Мне сказали, что ты был весь в саже и дымился, когда выбрался из Дома Исцеления.

Король Олидан наблюдал за Макином со своего трона, застывшие глаза холодно смотрели из-под железной короны.

− Я не помню этого, ваше величество. − Первое, что мог вспомнить Макин, это выворачивающий наизнанку кашель, когда он лежал в казармах с обожженной спиной и болью, которую отказывался воспринимать разум. Несколькими часами ранее он отдал принца под опеку монаха Глена.

− Сын тоже ничего не помнит, − сказал король. − Он сбежал из-под присмотра монаха и в бреду отправился в лес. Отец Гомст говорит, что лихорадка отпустила принца лишь спустя несколько дней после того, как его поймали.

− Я рад этому, ваше величество.

Макин пытался не шевелить плечами, несмотря на зудящие раны, которые только теперь, после нескольких недель лечения, перестали сочиться.

− Я хочу, чтобы принц Йорг оставался в неведении относительно твоей роли, Макин.

− Слушаюсь, ваше величество, − кивнул Макин.

− Должен сказать, сэр Макин, − король поднялся с трона и спустился с помоста. Его шаги эхом разносились под низким потолком тронного зала, − ты заслуживаешь быть моим придворным рыцарем. В знак признательности за тот риск, которому подвергся ради спасения моего сына.

− Благодарю, ваше величество, − склонил голову Макин.

− Сэр Грэм говорит, что ты стал другим человеком, сэр Макин. Королевская стража с радостью приняла тебя в свои ряды. Он говорит, что у тебя много друзей... − Король остановился за его спиной, шаги на мгновение стихли. − Моему сыну не нужны друзья, сэр Макин. Он не должен ожидать, что его спасут, случись вдруг несчастье. Я не хочу, чтобы он был кому-то обязан. − Неспешным равномерным шагом король обошел Макина. Они были одного роста, оба высокие, сильные, только король на десять лет старше. − Юный Йорг опален болью, которую ему довелось принять. Его снедает жажда мести. Мой род всегда приветствовал подобную целеустремленность, так необходимую королю. Престолы не завоевывают слабаки. Они достаются исключительно людям жестким, холодным, целеустремленным. − Король Олидан прошел перед ним еще раз, удерживая глазами взгляд Макина, и Макин, глядя в них, испугался больше, чем в тот миг, когда он смотрел в пасть огня. − Мы друг друга поняли, сэр Макин?

− Да, ваше величество, − отвел взгляд Макин.

− Можешь идти. Сэр Грэм объяснит тебе твои новые обязанности.

− Да, ваше величество. − Повернувшись на каблуках, Макин двинулся в долгий путь к широким дверям.

И весь этот путь он прошел, ощущая на себе тяжесть королевского взгляда. Только после того, как дверь за ним закрылась и он дошел до парадной лестницы, Макин произнес слова, которые не мог сказать Олидану, которые король никогда не услышит. Но он произнес их вслух:

− Это не я спас твоего сына. Это он меня спас.

Возвращаясь к своим обязанностям, Макин знал, как бы далеко ни завела ребенка жажда мщения, она никогда не удовлетворит его, никогда не заживут его раны. Принц может вырасти таким же холодным и опасным, как его отец, но Макин будет охранять его, даст ему необходимое время, потому что в конце концов ничто не сможет спасти мальчика, кроме его собственного момента в дверном проеме с его собственным огнем впереди и собственной трусостью за спиной. Конечно, Макин мог рассказать ему об этом, − но в этом мире не одна пропасть... и некоторые из них невозможно соединить словами.