Эри Крэйн - Единство

Онику обдал ветерок от прошуршавших мимо плащей церковников. Девушка не смела поднять головы или промолвить хоть слово, прекрасно зная о придворных манерах.

— Напавшие на дворец разбили стену у лестницы третьего этажа, как раз когда мы проходили там. Если бы не эта горничная, не миновать мне расправы от мятежного мага. Во дворце опасно, ее нельзя бросать здесь саму, — Оника с трудом сдержала улыбку, вызванную всколыхнувшим ее сердце теплом.

— Мое прекрасное, милосердное дитя, служанкам не место в убежище. Миала уже ждет тебя там, а эта девушка пусть отправляется в комнаты для прислуги.

— Постойте, госпожа, — хоть Оника и не видела говорившего, но была уверена, что сухой шершавый голос принадлежал ментальному магу. Звук его шагов прозвучал совсем близко, и девушка увидела тщательно отполированные носки туфель старика. — Покажи мне свое лицо.

Не дожидаясь, пока Оника исполнит приказ, старик тростью приподнял ее подбородок. Встретившись с безразличием выцветших глаз, она отвела взгляд, прикусив губу.

— Что-то не так, Ульен? — Арнора и не думала смотреть на горничную, привлекшую внимание Первого советника.

— Все в порядке, спускайтесь в убежище, моя госпожа, — старик пальцем подозвал двоих церковников и указал на стоящую перед ним на коленях девушку. — Я в скором времени к вам присоединюсь.

Арнора удалилась в сопровождении Кристара и караула, тогда как Онику грубо подхватили под руки и поволокли по коридору. Девушка не проронила ни слова, радуясь тому, что ее брат все еще жив, а у Всевидящей Матери нет причин, чтобы использовать жука Данмиру, вживленного воспитаннику.

Отбросив все мысли о Кристаре, Оника заполнила разум страхом и непониманием — вполне объяснимыми чувствами для горничной, оказавшейся в подобной ситуации. Она помнила о неприступности ее разума для любого ментального мага и знала, что натолкнувшись на глухую стену, старик непременно что-то заподозрит. Оставалось только пускать пыль в глаза, добровольно обнажая перед магом нужные эмоции.

У высокой окованной металлом двери, где дежурили двое церковников, девушка поняла, что старик собрался бросить ее в дворцовую темницу. Неужели она чем-то себя выдала? Но, если бы ментальный маг узнал что-либо, о чем ему не следовало знать, ее бы тут же лишили силы или просто отрубили бы голову. Значит, здесь что-то другое.

За дверью было светло и сухо. Длинная лестница привела к коридору, в который с двух сторон решетками смотрели камеры для заключенных.

— Побудешь пока здесь: с тобой мы разберемся после, — сказал Ульен, пока церковники открывали крайнюю дверь и заталкивали туда Онику.

Ключ провернулся в скважине, и девушка осталась наедине со своими предположениями.

У стены чистыми простынями белела кровать, рядом замер небольшой стул. Сквозь прожженные отверстия в круглом ковре выглядывал каменный пол. Обойдя комнату, Оника опустилась на оказавшуюся твердой койку и, закрыв глаза, прислонилась к стене, тут же впившейся в спину неровностями.

Чуть опустив веки, она разглядывала руки. Стиснув кулак, девушка свернулась в клубок и легла на бок, ставшая беззащитной перед собственными мыслями. Понимание, что ей посчастливилось ухватить удачу за хвост и получить шанс исправить все ошибки, не могло справиться с чувством одиночества, налетевшим холодным ветром. Онике с трудом удавалось разобраться со «здесь» и «сейчас». Она, словно утомленный дорогами странник, вернулась в родной и близкий сердцу край, выглядящий совсем иначе, чем тот, образ которого был бережно храним в памяти.

«Это пройдет. Мне всего лишь нужно привыкнуть», — сказала она себе, придя к мысли, что мир как никогда был похож на себя, но взгляд ее уже не был прежним.

Сжавшись в комок, Оника стала прислушиваться к ветру, врывающемуся в окна и сквозняками скользящему по дворцу. Он шептал ей об осадивших дворец мятежниках и о прибывающих силах Ордена, быстро расправляющихся с бунтарями и приносящих покой в столицу. Вовремя не получив сигнал от дочери, Командор сочтет, что она просто не успела. Но какие мысли одолеют его, когда Оника не придет в обозначенное место? Болезненно сведя брови, дочь Сапфировой Маски прогнала тоскливые мысли об отце. Она обязана не допустить гибель брата, во что бы то ни стало, а это означало безропотно сносить все уколы судьбы, пока цель не будет достигнута.

Дворец шумел, но теперь это были уже не крики отчаяния и страха, а торопливые голоса прислуги, обсуждающей случившееся, погибших под завалами, и окрики стражи и управителей, наводящих порядок.