Алексей Изверин - Империя (СИ)

— Режем, благослови нас Хайст… — Топорище вытащил стальной нож, опробовал острие. — Гляди все сюда. Сначала роем яму, куда кровь потечет, чтобы грязи лишней не разводить. Не приятно же по крови ходить туда-сюда, так же. Потому рыть вот тут, к туше поближе.

В три пары рук под руководством Топорища мы быстро вырыли нужных размеров яму, отбрасывая землю в сторону аккуратной кучкой. На этом тоже настоял Топорище.

— Ну, вот хорошо… — Сильно нажимая носком сапога, Топорище провел канавку от туши кабана к вырытой нами яме. — Первый надрез делать надо так, кровь спустить, а то жилы и шкуру попортить можно… Вот, что сейчас будет!

С этими словами Топорище резанул кабана где-то с боку, со стороны короткой шеи, я не успел заметить, где именно. Кровь хлынула широкой рекой, мигом затопив ямку и траву. С минуту так текла, а потом стала сочиться редким ручейком.

— Вот так, хорошо. Теперь надо делать вот так… — Топорище широким изогнутым ножом вспорол шкуру кабана от груди. Потом надрезал под шкурой, поднимая ее пласт, и надорвал половину. — Полностью снимать не будем, нам только жилы нужны. Смотрите.

Он проводил ножом по еще живому мясу, быстро рассекая жировые слои и мышцы, резал кривым острым ножом как настоящий мастер, виртуоз своего дела.

— Хорошие тетивы из этого получаются… — Мечтательно прищурился главный охотник. — Не рвутся, не мокнут, не горят… И на ярмарке за них цену дают. Через два дня ко мне зайдете, каждый свою получит. Кьен вдвое, он кабана убил.

Меня замутило от зрелища разделки туши. Но я не отвернулся. Я понимал, что надо привыкнуть к таким картинам, и чем быстрее, тем лучше. Черт знает, сколько мне придется тут прожить.

Может быть… Может быть, что и всю жизнь.

От такой мысли я содрогнулся. Робинзон и то был в лучшем положении. Хотя нет. Таких Робинзонов, как я, еще не было. И не известно, будут ли когда-нибудь.

Мясо-то я до того видел только в кино, или в консервных банках. Ну, или в бутербродах. Да и там какое мясо. Не зверей ж ради него резали, все росло в гидропонике.

Но как-то все было нормально. Сначала чуть замутило, но волевое усилие быстро сделало все в порядке.

Я внимательно смотрел, что и как делал мой сосед. Потом сам, под его руководством, первым попробовал снять шкуру. Внимательно посмотрел на мясо и внутренности, Топорище описал как выглядят симптомы болезни и разных паразитов, которыми кабаны часто заражены.

Потом вырезали жилы и когти, выбили клыки, кое-как выдернули копье Топорища и мой дротик, и оставили тушу на полянке. Острие моего дротика осталось где-то глубоко в черепе зверя.

— Жилы мойте! — Командовал Топорище. — Эй, это кто тут воду жалеет? А ну, давай!

Мы все дружно сняли с поясов фляги и стали промывать комки кровавой каши прямо в руках, как учил Топорище.

— Вечером все мясо выжрут, а косточки тоже приберем… Клыки, оне нужные…

Лето проходило постепенно.

Уходить совсем оно не хотело, отчаянно огрызаясь на осень ярко-солнечными днями и остатками тепла. Осень тоже не спешила — на ее стороне было безжалостное время и от века заведенный порядок. Она наступала медленно, но верно, отхватывая от лета по маленькому кусочку, дождями и холодными ночами завоевывая себе место в этом мире.

Большая охота. Это когда деревня запасается мясом на зиму и на весну, ну и на часть лета. Потому что зимой мяса не добудешь, а зима тут та еще, насколько я понял. Одни проливные дожди день ото дня, ложащиеся чуть ли не вертикально от ветра, и попрятавшаяся или впавшая в спячку добыча. Тан-то растет, но с тана весь год сыт не будешь.

Толпа загонщиков с одно стороны леса — это женщины и дети, кто поменьше. А с другой стороны цепь охотников. Все, кто может держать в руках копье, натянуть тетиву лука, да и просто метнуть дротик.

От охоты зависит многое… Например, переживет ли деревня зиму. Единичные глухари, зимой невзначай забредающие в эти места, не в счет. На них долго не протянешь, имея такое количество ртов. А домашнюю скотину забивать… Тут тоже были сложности. Курицы давали яйца, да и на мясо годились, но забивали их не так часто, на мясо. Выкармливать сложно, тан они не очень любят. То же самое и с трехглазыми свинками. Пока свинья подрастет, пока приплод даст — так это верных три года, а за это время ни-ни.

А лесная дичь в это время набирается в лес. Причем много. За лето глухари набрали веса, отъелись на летней траве и ягодах. Оставили потомство, да и ленивы стали, летом-то их никто не трогал.