Кейт Эллиот - Дитя пламени

— Кажется, от яда ты повредился рассудком, — пробормотала Лаоина.

Нехорошее предчувствие, одолевавшее Адику, было настолько же сильным, как соленый запах моря, но она слишком практично смотрела на многие вещи, чтобы начать сейчас просто стонать и плакать. Она присела в лодке и стала что-то искать в своем мешке, пока Двупалый продолжал играть на флейте, звуки которой заставляли мерфолков неохотно кружиться около лодки.

Приплыла еще пара мерфолков, затем еще одна, как вдруг лодка покачнулась под Аланом, так что он резко сел на деревянный настил и здоровой рукой схватился за борт. Его посох болтался на корме, и Алан едва успел удержать его, прежде чем он оказался бы в воде. Собаки улеглись на дно лодки, жалобно скуля. Лаоина тихо шептала какие-то слова, будто бы молилась, и с удивлением, смешанным с ужасом, смотрела, как мерфолки схватили веревки в когтистые лапы и под звуки флейты Двупалого начали тянуть лодку в сторону моря.

Вскоре прибыли четвертая, пятая и шестая пары, пока вода вокруг лодки не начала бурлить и пузыриться; их гладкие тела мелькали над поверхностью темных вод. Берег и утес таяли где-то вдалеке, и вскоре даже блеск от разрушенного судна, брошенного на песчаном берегу, исчез из виду.

Рука Алана нестерпимо пульсировала, боль прекращалась только там, где была закреплена повязка скролинов.

В ушах звенело, и самого его лихорадило, или, возможно, он просто дрожал от ветра и ледяных морских брызг.

— Выпей это. — Адика поднесла к его губам кожаный кубок, и он покорно проглотил напиток. После этого она наложила прохладную массу на распухший укус и плотно обернула руку мягкой шерстяной тканью.

Наступила ночь. Алан больше не видел мерфолков, хотя соленые брызги воды попадали ему на губы и глаза и лодка все так же вздымалась и танцевала под ним, пока они продолжали двигаться вперед. Его волосы, кожа, одежда — все было липкое и влажное от соленой воды. Адика заснула, укрывшись своей меховой накидкой.

Алан впадал в забытье, но тут же просыпался, замерзший, мокрый и несчастный, привалившись к широкой спине Горя. Двупалый стоял на носу лодки и продолжал играть на флейте; казалось, непогода и усталость не властны над ним. Алан знал это заклинание, когда-то он уже слышал его. Стоит Двупалому хоть раз сыграть что-то неверно, мерфолки могут уплыть и оставить их одних посреди морских просторов умирать от холода и жажды, несмотря на то что вокруг было столько воды. Алан нашел бурдюк с водой и лишь немного отпил из него, хотя его мучила сильная жажда.

Долгое время он сидел в тишине, темнота окутывала их со всех сторон, раненая рука нестерпимо болела, не давая ему заснуть, а лодка продолжала рассекать волны, двигаясь вперед. Мерфолки издавали какие-то щелкающие звуки, так что сначала он подумал, будто это цокот когтей собак по деревянному настилу лодки. Но сила и расстояние этих щелкающих звуков менялись: таким образом мерфолки общались друг с другом, звуки сменялись внезапными дикими криками, и морская пена вздымалась вверх, показываясь над бортами лодки.

Сознание Алана плавно перетекало из дремоты в состояние бодрствования, когда от холода его начинало сильнее потряхивать, и Алану казалось, что он понимает разговор мерфолков: «Давай перевернем их лодку вверх дном, они выпадут из укрытия в открытое море, и мы сможем съесть их. Нет. Королева растерзает нас. Мы не можем не подчиниться звукам этой мелодии».

Временами, когда изменялось направление движения, блестящие тела мерфолков ударялись о борта лодки и вовнутрь попадало немного воды. Каждый раз, как холодная морская вода плескалась у него под ногами, Алану приходилось вычерпывать ее и выливать за борт, а собаки тесно жались к нему и скулили. Здесь, посреди водных просторов, собаки едва напоминали тех вселяющих ужас бестий, которыми они были на суше. Для мерфолков они были бы лишь очередным лакомым кусочком. Но и людям не приходилось надеяться на милость этих кровожадных существ. Алан даже не хотел думать о том, что может произойти с человеком, оказавшимся за бортом.

Мерное покачивание на волнах убаюкало его, несмотря на то что руку по-прежнему пронзала дергающая боль. Алан спал тревожно, ему снилось, будто разверзлись небеса и земля раскололась у него под ногами, он оступается, и падает в бездонную пропасть, и все летит, и летит вниз… Он поклялся защищать ее, так же как поклялся защищать Лавастина, и вот он побежден.

— Алан.

Он проснулся, чуть не плача, и с облегчением понял, что перед ним Адика, живая и невредимая, трясет его за плечо. Лицо ее было таким же мрачным, как серое небо, она была словно призрак, видны были только глаза, нос и рот.