Кэтрин Фишер - Архон

Сетис хранил молчание. Грабитель могил приподнял бровь.

— Как тебе это нравится, Лис? Он опять от нас что-то скрывает. Как и в прошлый раз. — Он подошел ближе. — Думаю, ее ты тоже выучил наизусть?

— Без меня вам не обойтись.

— Неужели? А что, если я тоже сумею прочесть?

Наверное, по лицу юноши промелькнула тень страха; Шакал натужно рассмеялся.

— Я получил хорошее образование, писец. Меня учили такие мастера, какие тебе и не снились. Конечно, практики у меня поменьше, но думаю, я сумею расшифровать эти письмена. Смотри, вот где мы сейчас. — Он коснулся знаков, изображающих нефтяное поле, провел пальцами по выщербленным клиновидным буквам, складывающимся в изображение пойманного грифа. Сетис провел долгие часы, пытаясь разобраться в этом рисунке.

— А этот иероглиф с краю обозначает источник.

Шакал поднял глаза.

— Местность пересохла. Карту изготовили давным-давно, и с тех пор землю терзает многовековая засуха. Но источник, может быть, сохранился.

Через полчаса, когда трясущийся Орфет в ступоре лежал на земле, а Алексос, свернувшись клубочком, спал рядом, Сетис разогнул натруженную до жгучей боли спину.

— Нашел!

Лис соскочил в яму, схватил деревянную лопату и лихорадочно принялся за работу. Обессилевший Сетис кое-как выкарабкался из углубления и рухнул на колени на раскаленный песок. Ладони горели огнем. Пока он копал, Шакал сидел рядом и не сводил с него взгляда. Даже теперь продолговатые глаза грабителя были устремлены на него, а пальцы крепко сжимали Сферу.

— Вода, вожак!

Яма была глубиной всего лишь по колено, а песок на дне уже потемнел от влаги. На глазах у Сетиса впадина медленно наполнялась водой. Лис бережно зачерпнул жидкости, попробовал и сплюнул.

— Пресная. Но надо дать отстояться.

— Сделай яму пошире. Надо наполнить все емкости, какие есть.

На это ушел еще час. Обезумев от усталости и жажды, они ждали, пока песок в колодце осядет на дно. Солнце уже зашло; далеко на западе у подножия гор кружили птицы, которых они замечали и раньше. Алексос с тревогой смотрел на них.

— Это не птицы, — вдруг вымолвил он. Шакал пожевал сушеную оливку.

— А кто?

— Люди с крыльями.

Лис фыркнул.

— Ты мне не веришь? — Алексос с удивлением воззрился на него. — Я же Архон. Мне многое ведомо.

— Тебе даже где твоя голова не ведомо, пастушок.

Алексос ощетинился.

— А вот он мне верит.

Он указал на Шакала, чуть не подавившегося последней оливкой.

— Да, Лис, он прав. Я и впрямь начинаю ему верить. Прошлый Архон был старым дураком. Может, он и вправду возродился в этом мальчишке.

Лис ухмыльнулся, но Алексос привстал на песке.

— Я не то имел в виду, — тихо произнес он. — И вы это знаете.

Наступила ночь. Она внезапно окутала путников, даря желанную прохладу. Шакал и Алексос стояли лицом к лицу; грабитель заговорил опять, и голос его был сух.

— Да, признаюсь, в тот миг, когда пошел дождь, я было подумал… спросил себя: может быть, этот мальчуган и есть настоящий Архон? Но Бог для достижения своих целей не прибегает к помощи грабителей, жирных музыкантов и завравшихся писцов. Вряд ли меня можно назвать орудием в руках судьбы.

— Бог, — торжественно молвил Алексос, — прибегает к помощи любого из живущих, господин Осаркон.

— Даже того, кто пал ниже всех? Того, кто обворовывает мертвых?

Алексос посмотрел на него, и на его безупречном лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты так сильно ненавидишь себя? Тебе снятся мертвецы? Это они терзают тебя по ночам, в темноте?

Лис окаменел. Даже Орфет с любопытством прислушивался к спору, в его мутных глазах светился восторг.

Помолчав с минуту, Шакал угрожающе склонился над мальчиком, продолговатые глаза опасно сверкнули.

— Что тебе об этом известно?

— Я знаю, каково это — терзаться угрызениями совести. Я украл золотые яблоки.

— Угрызениями совести? — Шакал выдавил улыбку. — За что? Неужели мертвецам нужны их сокровища? Неужели они страдают без пищи и воды, которую можно купить на украденные у них бриллианты?

— Ты знаешь, что страдают.

Глаза грабителя зло прищурились. На миг Сетису почудилось, что он вот-вот ринется на мальчика, ударит его, но вор только прошептал:

— Мне тоже так казалось. Иногда.

— Их шаги преследуют тебя в сновидениях.

— Бог должен это понимать.

— Я понимаю, сын мой.

— Тогда прогони их от меня, повелитель. Молю тебя, сними этот гнет с моей души, и я с радостью поверю, что ты и вправду Бог. Покажи свою силу. Очисть меня от вины. Я хочу уверовать. — В глазах Шакала мелькнуло то, чего Сетис никогда прежде не замечал: боль и отчаяние. Потом Шакал выпрямился, взгляд стал прежним. Он лениво произнес: — И раз уж на то пошло, почему бы тебе не превратить пустыню в цветущий сад?