Бронислава Вонсович: Цветок мака

Хозяин постоялого двора обрадовался нам как родным — еще бы, нечасто его навещают особы королевской крови.

— Ужин, Ваше Высочество? — предложил он. — За счет заведения.

Я взглянул на Асиль, она покачала головой. Мне тоже есть не хотелось. Во рту так и стоял гадкий привкус темной шаманской крови.

— Спасибо, нет, — ответил я. — Только комнаты для отдыха.

— Комнату, — тихо поправила меня Асиль, а когда я удивленно на нее посмотрел, добавила чуть смущенно. — Я не смогу сейчас остаться одна в комнате.

Она несомненно была права — после пережитого ей нескоро захочется посидеть в одиночестве. Только вот… Я прищурился и спросил трактирщика:

— А храм Богини у вас далеко отсюда?

— Так напротив же, — удивленно ответил он.

В самом деле, я же его видел. Я потянул Асиль за руку.

— Зачем тебе сейчас в храм? — удивленно спросила она.

— Не могу же я компрометировать свою невесту, — нахально заявил я. — В одной комнате мы будем ночевать, только когда поженимся. Если ты больше не можешь идти, я могу донести тебя на руках.

И сделал бы это с радостью. Пусть только попробует отказаться. Но она лишь задумчиво посмотрела на меня и сказала:

— Его Величество Лауф будет очень недоволен.

— Он будет недоволен еще больше, если мы нарушим приличия, — возразил я.

И очень хитро на нее посмотрел. Попробуй, возрази мне что-нибудь! Нет уж, если гармский принц что-то решил, он своего добьется.

— Ну что, Ваше Величество, поздравляю вас с рождением первого правнука, — довольно сказал инор Лангберг, вошедший в кабинет монарха с бутылкой вина и двумя бокалами. — И мама, и ее сын чувствуют себя просто отлично.

— Замечательная новость, — искренне сказал король. — А что Эвальд?

— Успокоился, — веско ответил маг.

Эвальд так метался перед закрытыми дверями, за которыми рожала жена, что на него страшно было смотреть. Хорошо еще, что Асиль не захотела, чтобы он присутствовал при самих родах, хотя принц и говорил, что будет сидеть тихо и просто держать ее за руку, но смотрел при этом на лекарей так, что у них все из рук падало. А ведь предполагается, что они будут держать родившегося ребенка, которому предстоит править. Уронят его головкой вниз — и все, печальное будущее Гарму обеспечено. Общими усилиями наследного принца из родовой выставить удалось, но нервничать он от этого меньше не стал. От старинного рецепта успокоительного в виде пары бутылок вина Эвальд с возмущением отказался, удаляться от дверей дальше, чем на несколько шагов — тоже, и все время прислушивался к звукам, доносящимся со стороны Асиль. Облегчение он испытал, только когда раздался громкий возмущенный вопль родившегося сына, которому снаружи показалось слишком ярко, холодно и неуютно, и он потребовал вернуть себя назад. Но и тогда Эвальд не ворвался в комнату, пока его не позвали, все же дал слово не входить, но потом счастью его не было предела. Он метался то к сыну, то к жене. Всматривался в ее лицо, побледневшее, с капельками пота на висках, чтобы убедиться, что ему не соврали, и с ней действительно все хорошо, а потом опять подходил к ребенку, где с удивлением выслушивал, какой красавец у него родился. На взгляд Эвальда, красавцем это сморщенное, красное, с приплюснутым носом и недовольным лицом с поджатыми губами существо назвать можно было с большой натяжкой. Одна радость, что уже молчал. Но Асиль так смотрела на мужа, что Эвальд смущенно кашлянул и сказал:

— Очень, очень красивый, только вот понять не могу, в кого он пошел, в меня или тебя.

— В вас, Ваше Высочество, — ответил главный лекарь. — Ваш мальчик — точная ваша копия, не понимаю, как этого можно не заметить. А сейчас Вам уходить пора.

— Но я только пришел!

— Дайте покой Ее Высочеству, ей отдохнуть нужно.

— Но я не буду мешать, — попытался было возразить принц.

— Будете, — твердо ответили ему.

И не менее твердо выставили из комнаты, разрешив только поцеловать жену напоследок. Выйдя в коридор, Эвальд в огорчении осмотрел себя в висевшем там зеркале, пытаясь найти подтверждение тому, что его сын — вылитый он, и пришел к выводу, что если это и так, то только когда он с большого перепоя, а такого давно уже не было. Нет, для мужчины, конечно, красота — не главное, но Асиль же расстроится, когда поймет, что ее обманули. Эвальд вздохнул. Расстроить жену он боялся больше всего остального.

— Очень. Здоровый. И. Красивый. Мальчик, — четко сказал у него за спиной вышедший лекарь, наблюдавший уже какое-то время за муками сюзерена. — Они все рождаются такими. Скоро вы убедитесь в моей правоте.