Вероника Иванова: Право учить. Повторение пройденного

— Причина? — Глухо прозвучало из-за ширмы.

— Причина моей вынужденной жестокости состоит в том, что умершие по завершении полного изменения тела люди в своем посмертии становились рабочим материалом для некроманта. Собственно говоря, изменения и были направлены на то, чтобы как можно лучше подготовить трупы к поднятию. Подробную механику процесса может изложить любой сведущий маг, которого привлекут к расследованию. Мои же выводы основываются на случайно произошедшем событии, тем не менее не оставляющим сомнений в грозящей опасности.

— Какова роль мэнсьера?

— Покойный управитель города оставался таковым до самого конца. Несмотря на жестокий шантаж, он сделал все возможное, чтобы ограничить распространение отравы. Например, ввел паи на продажу воды, что резко сузило круг ее потребителей, потому что бедняки не могли приобретать привозную воду, а сами могли доставить для себя очень небольшое ее количество.

— Это оправдание?

— Это признание заслуг. Я понимаю, что как человек, облеченный властью и сознающий ее тяжесть, мэнсьер должен был бы поставить в известность герцога Магайона и других высокопоставленных лиц, но не сделал этого, поскольку тревожился за жизнь своей несовершеннолетней и незаконнорожденной дочери.

— Этого достаточно для предательства?

— Более чем. Но повторюсь: мэнсьер не предал свой город. Он искусно растянул время, прикрываясь получением прибыли от продажи воды. Возможно, именно эта задержка позволила мне обнаружить угрозу и устранить ее источник.

— Есть и другой?

— Некромант, собирающий себе армию мертвяков, все еще неизвестен, а значит, опасность не уменьшилась.

Какой дразнящий аромат, все-таки. Неужели это…

— Навигатор выслушал тебя, — возвестила стражница слева, но я остался стоять на месте, чем вызвал ее неудовольствие:

— У тебя есть, что еще сказать Навигатору?

— Нет… То есть, да. Один вопрос. Я чувствую некий запах, который… Скажите, это случаем не дабаррские дыни?

— А что, если так? — С некоторым интересом осведомились из-за ширмы.

— Знаменитые дабаррские дыни, вываренные в меду и обсыпанные мелко нарубленными и обжаренными в сладком масле орехами? Дыни, сочащиеся нектаром, от которого руки становятся приторно-липкими? Дыни, которые мужчинам продают за серебряную монету штука, а молодым красавицам уступают за одно лишь созерцание того, как они облизывают свои тонкие пальчики?

— Будем считать, что ты прав. Однако чем вызван твой вопрос?

Я виновато улыбнулся:

— Простите мою дерзость, но… Мне очень хочется снова их попробовать.

— Снова? — Глухо дрогнул голос.

— Моя юность прошла в жарких объятиях благословенного Юга, и любовь к тамошним сладостям, похоже, никак не хочет уйти из моего сердца.

За ширмой помолчали всего полвдоха, а потом радостно воскликнули:

— Ай-тай, какой хороший мальчик! Иди сюда!

И я, подмигнув нахмурившимся йисини, отправился посмотреть на Навигатора.

Не старичок и не сморщенный. Да и не старушка: женщина, чей возраст близок в лучшем случае к пятидесяти годам. Крупная. Нет, даже большая. Почти огромная: и ростом на голову выше меня, и во всех остальных пропорциях превосходит. Значительно. Но движется, встав из россыпи подушек на низком ложе и подходя ко мне, несмотря на видимые излишества плоти, плавно и уверенно, и это наводит на мысль, что под округлыми линиями скрываются совсем не нежные мышцы.

Волосы черные, не тронутые сединой: или бестрепетно жила или подкрашивает, не желая признавать успешные атаки времени. Заплетены в несколько толстых кос, сколотых на затылке. Кожа светлая, но как и у любой уроженки Юга, теплого желто-розового оттенка, даже на взгляд бархатистая. Над верхней губой волосинки еле заметных «усиков». Черты лица в молодости, должно быть, обладали необыкновенной тонкостью, а сейчас смягчили свои очертания, став одновременно величественными и уютными. А глаза… Честно слово, раз утонув в этих сливовых озерах, перестаешь замечать любые недостатки их обладательницы! Смешливые, добрые, мудрые. Глаза человека, который знает, что в мире нет совершенства, но именно за это и любящий мир.

Свободные белые одежды, полное отсутствие украшений. Впрочем, зачем они Навигатору? Навигатор сам по себе бесценное сокровище. Драгоценный камень, который любая, даже самая изысканная оправа только испортит.

Женщина отметила мое промедление и тепло, но чуть грустно улыбнулась: