Дэвид Кек - Небесное Око

Он задумался над тем, что же его разбудило.

Где-то вдалеке раздался стук. Наверное, кто-то еще проснулся. Дьюранд приподнялся на локтях, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Рядом с ним на стене пролегала полоска лунного света. Дьюранд сунул руку в эту полоску, неожиданно поняв, что камень, на который падал луч света, огромен — в рост человека. Он вспомнил, как мать ему рассказывала про Сынов Атти, воздвигнувших эту крепость. Сначала они построили колодец, оградив его огромными камнями. Мать показала именно на этот камень!

Как удивительно — чего только не вспомнишь.

— Тук! — снова раздалось в спящем замке. Звук доносился откуда-то издалека. И снова:

— Тук!

Лунный свет заиграл, словно некий великан пытался поймать его руками.

Дьюранд выскользнул из-под одеяла и кинулся к окну. Перед тем как луна окончательно скрылась за облаками, Дьюранд успел увидеть посеребренные светом каменные плиты и фигуру человека у колодца. В руках человек сжимал посох.

— Тук! — опустил он посох.

Голова человека стала медленно поворачиваться. Дьюранд отскочил от окна, успев заметить краем глаза, что человек бородат. Стояла Ночь Странника. Когда луна вновь показалась из-за облаков, Дьюранд опять глянул во двор и обнаружил, что там никого нет.

Дьюранд выругался под нос. Что же, в самом деле, происходит?

Босой, он кинулся из трапезной с обнаженным мечом и побежал во внутренний двор. Дверь сменяла дверь, арка — арку, — никого. Дьюранд внимательно осмотрел каменные плиты двора, но обнаружил лишь следы, которые оставил сам, когда въехал в замок.

Бесплотная тень — и та оставила бы след!

Изо рта Дьюранда шел пар, медленно тающий в недвижимом воздухе.

На следующий день Дьюранд притих и ждал. Он старался не выдать волнения, когда вместе с остальными возносил утром благодарственную молитву и усаживался за трапезу. Он знал, что знамения, явленные ему, должны сбыться.

Аттийцы понимают, что значит слово "рок".

После полудня мимо Дьюранда пробежал молодой парень, направляясь к покоям барона.

— Кто это был? Сын привратника? — поинтересовался кто-то.

Дьюранд окинул взглядом лица, на которых застыло любопытство, и неожиданно подумал, что все рыцари его отца похожи друг да друга, как двоюродные братья. Прежде он никогда ничего подобного не замечал.

Через несколько секунд парень появился снова, но на этот раз вслед за ним бежали двое мальчишек-слуг.

Дьюранд открыл ставни. Возле колодца стояли четыре лошади. Дьюранд узнал среди них коня сэра Кирена и клячу, на которую рыцарь взвалил поклажу. Двух других коней Дьюранд видел впервые. Кони были оседланы и готовы отправиться в путь. Один из коней казался горячим и своенравным, а другой — старым: ему было никак не меньше двадцати лет.

Скальд молча вскочил на каменную скамью и выглянул во двор:

— Приехал Лис? Погоди… Чьи же это лошади?

По обеим сторонам залы двери резко распахнулись, отправив гулять по замку гулкое эхо. В залу вышел отец Дьюранда, а с лестницы, спускающейся во двор, раздались тяжелые шаги. Наконец в зал шагнул седовласый человек, на лице которого блуждала мечтательная улыбка — это был Оссерик — владелец Грейвенхольма. Дьюранд с трудом его узнал. Прошедшие двадцать лет изменили его до неузнаваемости, осветив лицо полубезумной блуждающей улыбкой.

— Доброе утро, Оссерик, — произнесла мать Дьюранда, прервав затянувшееся молчание.

— Воистину, — согласился старик. — Воистину так. Поглядите, кого я привел. — Показался Кирен, который, оглянувшись в пол-оборота, произнес:

— Ступай же. Смелее.

В залу вошел высокий русоволосый незнакомец с обветренным лицом. Ножны, в которых незнакомец хранил свой меч, казались еще более ветхими, чем башмаки Дьюранда.

Дьюранд понял, что знамения были ниспосланы не зря.

— Он не утонул.

Где-то под ухом скальд что-то недовольно пробубнил о чудесной балладе, которая теперь катится коту под хвост.

— Он вернулся! — громко произнес Оссерик, улыбаясь сквозь слезы.

Дьюранд понял, что его мечтам не суждено сбыться. А люди вокруг кричали от радости.

Вскоре во всем баронстве зазвонили колокола.

Дьюранд сидел за молитвой, а потом и за обеденным столом в самом мрачном настроении. В голову не приходило ни единой мысли. Долгие годы он шел к цели, у него было будущее. Он служил четырнадцать лет — сначала пажом, потом оруженосцем. Он не понаслышке знал, что такое побои, — у него было даже несколько переломов. Однако он всегда знал, что в конце пути его ждет рыцарство.