Анна Клименко - Закон отражения

Она замолчала и уставилась на Миральду пронзительным, недобрым взглядом. Ведьма поежилась — с болота тянуло промозглым, до самых костей пробирающим холодом.

— Мне, верно, настало время уйти, — пробормотала она, стараясь не смотреть в продолговатые глаза ночницы, — да и не место человеку в твоем жилище… Я вот думаю, что уже набралась сил и могу отправиться куда-нибудь на запад. Быть может, даже в Меркелон.

— Я не буду тебя удерживать.

Кларисс нахохлилась, как птица на ветру, и принялась с преувеличенным вниманием разглядывать пляску огня. Затем кисло улыбнулась и сказала:

— Сдается мне, ты вернешься. Что бы ты ни думала, Миральда; первый шаг сделан.

— Только время явит истину, — ответила ведьма, — прости, я ничем не могу отблагодарить тебя за то, что ты сделала.

— Самым большим подарком для меня будет, если, встретив на своем пути болотную ночницу, ты не набросишься на нее с заклятием «шара огня», или как вы там его называете… Все мы — сестры. Сестры печали… Может, ты поймешь это…

Миральда промолчала. Болотные ночницы были злом для человека… но вправе ли она, ведьма, защищать тех, кто лишил ее всего?

Эсвендил и Глорис с легкой усмешкой наблюдали за ней.

— Что, сестренка, теперь ты иначе относишься к долгу ведьмы? Что ж, все мы набираемся ума, набивая шишки…

Кларисс весело подмигнула.

— Если ты твердо решила уйти, я, пожалуй, все-таки расскажу тебе одну историю.

…Ночниц привезли ближе к полудню. Охотники отец и сын — бросили их, спеленутых ремнями, перед Старостиным домом. И, пока собирались любопытные, прохаживались вокруг, то и дело награждая пойманную дичь увесистыми пинками.

Атари прибежала за своей хозяйкой; запыхавшись, стояла и рассматривала двух чужаков, что не просто сумели изловить злобных тварей, но еще и взяли их живыми, что было диковинкой.

Старший охотник — высокий угрюмый мужчина, весь седой, но с глазами черными и молодыми, походил на ворона — с заложенными за спину руками, в черном кафтане. Смуглое лицо его изрезано морщинами и перепахано шрамами — страшными метками, оставленными нелюдью. Атари заметила, что он слегка прихрамывает.

Сын был очень похож на него: такой же черноглазый и угрюмый. Только не седой еще: неровно остриженные пегие волосы постоянно падали ему на глаза, и он то и дело встряхивал головой, отбрасывая назад непослушные пряди.

— А он милашка, — заметила хозяйка, кивая в сторону молодого, — да и золотишко, небось, водится…

Атари молчала. Смотрела на две кучи грязного тряпья, в которых с трудом можно было угадать два женских тела.

Вот они, болотные ночницы, что наводили ужас на всю округу почти год! Теперь уж никто не сгинет в болотах, погнавшись за мороком… Хорошо, что есть еще охотники, которые могут совладать с проклятой нелюдью…

На крыльце появился староста Сверн; отец и сын, как по команде, повернулись к нему.

— Ну что, человече, принимай товар.

Сверн всплеснул пухлыми руками.

— Спасители вы наши!

Колобком скатился со ступеней, боязливо обогнул схваченных ночниц, и, бухнувшись перед охотником отцом на колени, принялся целовать тому руку.

— Брось это! Поднимись… Мы же не бароны какие! — хмуро обронил охотник-сын. Правда, от Атари не ускользнула самодовольная улыбка, мелькнувшая на его губах.

Староста торопливо сунул руку за пазуху, достал пухлый мешочек и вложил его в руку охотника.

— Вот, господин, как договаривались. Не знаю, как Отца Хаттара благодарить!

Он неуклюже поднялся на ноги.

— Теперь, господа, пожалуйте на угощение!

— А с этими, что будете делать? — Старший охотник ткнул носком сапога кучу тряпья, да так, что Атари услышала хруст костей. Ночница взвыла, но второй пинок заставил ее замолчать.

— С этими… с этими… — Сверн, растерянно моргая, воззрился на связанную нелюдь. — Да головы им поотрубать, и все дела. Не то, глядишь, еще развяжутся…

— Не бойся, не развяжутся, — надменно обронил охотник-сын, — ремни-то не простые, а нашим зельем смазанные.

Воцарилось молчание. Затем вконец растерявшийся Сверн пробубнил, что надо бы с мужичками посовещаться. Охотник-отец сплюнул в пыль, ухмыльнулся:

— Я вот что предлагаю, староста. Одну ночницу убьем, а другую — посадим под замок. Видел я здешнюю корчму — скукотища. А нелюдь в клетке, повязанная заклятиями, какая-никакая, а забава.

— А если сбежит? — позволил себе усомниться Сверн. — Мы же деньжат столько больше не соберем…