Владимир Лещенко - Торнан-варвар и жезл Тиамат

Они не успели. Пожалуй, им не хватило всего нескольких минут — от погони оторваться на свежих лошадях было не так сложно. Но закон всемирного свинства проявил себя и в этот раз. Когда они уже спустились с лестницы, в ворота усадьбы влетели всадники на тяжелых конях под сине-лиловыми чепраками, с лимонными султанами на сбруе. Их было много, очень много. Наследник альбийского престола оказал честь герцогу Мархо посещением его владений...

Синий Берег, провинция Наруз

Кабак гудел встревоженными голосами. В этот поздний вечер «Заблудший путник» был лишен обычной ауры пьяного веселья, и выходившие из него мужики лишь озабоченно качали головами. И ни вино, ни соблазнительная фигура хозяйки, Магиты Толстухи, не могли отвлечь их от сумрачных мыслей. Ибо невероятные и тревожные дела стряслись в этой захолустной тихой округе.

Началось все с того, что десятник стражи Жорн Лис со своими ребятами, преследуя банду эргасских конокрадов, проехал мимо места, известного как Курган Старых. То, чему он и его ребята стали там свидетелями, заставило неукротимого и храброго Лиса, не боявшегося ни ножей придорожных бандитов, ни стрел бандитов лесных, повернуть назад. Потому как речь шла уже не о врагах из плоти и крови, а о делах таинственных и жутких, где не обошлось без темных сил и древних демонов.

Потому как, только его бесшабашный отряд на рысях подъехал к склону высокого, поросшего дроком и ежевикой угрюмого кургана, вечерний воздух огласился звуками самого настоящего сражения. Причем, как утверждал и Жорн, и его ребята — все люди бывалые и повоевавшие, — то были звуки не какой-то мелкой стычки, а самой настоящей большой битвы. Земля сотрясалась от лязга доспехов и конского топота, яростных боевых кличей, криков раненных и убиваемых, ржания умирающих коней и воплей животных, десятнику неизвестных, но тоже, судя по всему, участвовавших в битве — как, скажем, южные слоны или боевые псы айханов (разве что много крупнее последних).

Когда стражники, спешившись, осторожно поднялись на Курган Старых, из-за которого доносились звуки боя, то обнаружили, что там никого нет, а шум доносится как будто из воздуха. И прогалина, на которой возвышался курган, и окрестные перелески были безлюдны, и лишь Сум Криволапый, правая рука десятника, сказал, что как будто видел призраки воинов — конных и пеших, — бьющихся друг с другом в небесах. Правда, видел он их краткие мгновения и мельком, но все ж сказал, что то были воины незнакомого ему народа — уж больно необычные доспехи и оружие были у тех. Да и кони вроде как не были теми конями, которых все знают.

В этом месте Жарн оборвал излияния помощника, заявив, что у него, видать, еще вчерашний хмель не выветрился, потому как он сам призраков никаких не видел, а бабка его была, между прочим, лучшей ведьмой в округе.

Тем не менее стражники опасались двигаться дальше, между тем как звуки сражения не стихали, и длилось это почти час. Потом произошло нечто такое, что заставило Жарна и спутников его бежать прочь с проклятого места. А именно — из воздуха появилось здоровенное копье и вонзилось с силой в землю прямо перед мордой лошади десятника.

Это оказалось слишком, и они сочли за лучшее бежать со всех ног, прихватив, правда, странный трофей, который стоит в углу кабачка, чтобы никто не посмел сказать — стражники-де просто перепились и упустили конокрадов. Потустороннее оружие переходило из рук в руки, и посетители дивились его тяжести и основательности — словно бросила его рука великана или тролля. Марис, старый солдат, правда, определил по пропилу на тупие и обрывку матерчатого хвоста, что копье это не предназначено для рук человеческих, а выпущено из баллисты, но его мало кто слушал. Тем более само оружие было куда как удивительным и на известное собравшимся не похожее.

Острие, не листовидное, как у обычных воинских, и не треугольное даже, как у пики тяжелого всадника, а восьмигранное, сходящееся на клин, из доброй стали и украшенное на каждой грани клеймами, тоже никому не ведомыми. А древко из крепчайшего темного дерева было расписано рыжей и желтой охрой, и знаки были все непонятные — широко распахнутые глаза, когтистые лапы и много чего жуткого.

Тут к сгрудившимся вокруг водруженного на длинный стол копья протиснулся хуторянин Мурсо Серый — старейший из окрестных жителей, уважаемый за прожитые годы и трезвый, несмотря на них, ум.

— Скажу вам, робяты, — сказал он. — Не померещилось это все ни тебе, Жарн, ни людишкам твоим. Потому как место это нехорошее, и всякие темные дела там творятся издревле. Не зря ведь добрые люди Курган Старых обходят стороной, не просто так. Расскажу вам, — он понизил голос, — что со мной было. То осенью было, — важно огладил бороду Серый, — как раз лета за три до того, как в пожаре полдеревни сгорело. Было мне тогда годков десять, а бате моему, да будет он счастлив в Небесах, аккурат поболе, чем теперь тебе, Жарн. Ставили мы тогда как раз силки на глухарей осенних — по осени-то глухаря ловить самое оно будет. Так вот, и вышли мы к тому Кургану, пусть его боги сроют до основанья. Прикинул тогда отец мой, что люди там ходят редко, место недоброе, а стало быть, птица непуганая. И от — только мы к тому холму треклятому, прыщу земляному, вышли, только передохнуть устроились, поснидать что собой взяли, так и началось!