— Ты ничего никому не должна.
— Нет, нет, ты не понимаешь! — твердила Марисса. — Я должна... Вот, посмотри, — она высоко подняла правую руку. На плече с тыльной стороны был шрам — шероховатый, белесый. Так выглядит сквозная рана, неумело залеченная, которую прижгли на поле боя головней, а потом замазали глиной или смолой. — Видишь? Тут был Знак Феанны!
«Не может быть!» — промелькнуло в голове у Торнана.
— Ты была в Феанне?!
— Да... — она всхлипнула.
— Ты выдержала испытания? — зачем-то уточнил он.
— Да, — кивнула она. — Всего три из пяти, как раз чтобы попасть... «Лисий бег», «волчий путь» и «прыжок лосося». На «стрелах богини» срезалась, конечно. Уже полгода прошло, я уж подумывала, что нашла то, что искала всегда, что у меня есть братья и сестры, которые... будут со мной до конца...
Марисса, обхватив грудь руками, срывающимся голосом бормотала признания, словно хотела оправдаться перед кем-то:
— Нас было шестеро. Четверо мужчин и двое девушек. Мы как раз возвращались из той деревни, которую охраняли — помнишь, я говорила... Ну, мы задержались на постоялом дворе — нелегкая дернула нас свернуть не на ту дорогу... А ночью на нас напали... Банда, человек пятьдесят. Бывшие наемники, мразь урконская. Там еще был караван гвойцев, те схватились за оружие, думали, отобьются... Какое там — постреляли из арбалетов, никто и пикнуть не успел. И Брона, и Тхо, и... всех, кто сопротивлялся. Хозяина живьем насадили на вертел — для забавы...
А я... Я бросила оружие и забилась куда-то, как крыса... Какое-то наваждение, словно кто-то лишил меня храбрости. Пока моих братьев убивали, я сидела в каком-то подполе и молила богиню спасти меня. Потом, когда меня вытащили из тайника, я... Как будто сошла с ума от страха... Я говорила, что я акробатка из бродячего цирка, валялась у них в ногах, просила пощады...
Она всхлипнула.
— Несса была еще жива, и они с ней... А потом кинули жребий — про меня. Я досталась прихвостню атамана. Потом другие... Я делала все, что они хотели, сама, по первому слову, а они хвалили меня... Они даже не были со мной жестокими. Один даже предлагал нам вдвоем убежать и вместе воровать и грабить — чтобы я заманивала мужчин в засаду... Я ему очень понравилась. Я прислуживала им за едой, танцевала для них, меня... разыгрывали в кости... Когда они валялись перепившиеся, я хотела их зарезать, но не смогла... Было три стражника, я могла бы справиться с ними, но... боялась... Только через месяц я сумела от них бежать... Решилась бежать...
Марисса вновь залилась горькими слезами.
— И тебя изгнали? — спросил минуту спустя капитан, вытирая ей слезы косынкой.
— Нет, — помотала она головой. — Я сама. Когда я вернулась, мне никто не сказал ни слова — в Феанне не могут обвинить, если нет свидетелей. Но они смотрели... Мне каждый раз чудилось, что они смотрят и говорят молча: «Почему ты жива?!»... И я... Эти взгляды... — Марисса запиналась, казалось, вот-вот снова разрыдается. — Вот так в одну ночь встала и срезала клеймо обсидиановой бритвой. Режу и вою, режу и вою... Потом прижгла рану свечой и отрубилась... Вот и все... Торн, — всхлипнула она. — Ну за что мне все это? В чем я виновата? Что я сделала, что богиня так карает меня?
Девушка с тихим плачем уткнулась Торнану в грудь.
Он механически поглаживал ее по волосам, не зная, что сказать. Все слова, что ничего страшного не произошло, что люди, пережив куда худшее, живут себе неплохо и даже счастливо, прозвучали бы нелепо и фальшиво.
* * *
Сколько себя помнила Марисса, судьба ее не баловала. Детство ее не было ни безоблачным, ни благополучным.
Ретез, город ее детства... Первый по величине порт Кильдара и третий — всей Логрии. Шумный, полный купцов и моряков, веселый и грязный, алчный и расточительный. Богатые лавки и тяжеловесные каменные мосты, бесконечные кварталы ремесленников, столь же бесконечные улицы увеселительных заведений, пестрые рыночные площади и храмы двунадесяти богов, которым в Ретезе молились...
Гавань, куда приходили корабли буквально со всего света — из Данелага, из Гвайса и Мериддо, из Суртии и Гхаратты, даже с Заокраинного материка, куда плыть надо полторы луны, не видя земли. Все это было ей знакомо.
Но жизнь среди этого богатства и пышного цветения всего и вся была ох как не легка.
В Ретезе всякий торговец, даже торгующий вразнос лепешками и щербетом, смотрит свысока на того, кто лишен этого высшего счастья: продавать и считать деньги за проданный товар. А отец ее не был торговцем. Кебал Хорт по прозвищу Шрам был воином купеческой стражи, одним из лучших ее воинов и непревзойденным лучником. Но — не торговцем. И этого хватало, чтобы дети соседей, мелких лавочников и приказчиков, смотрели на нее свысока.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу