Уильям Николсон - Побег из Араманта

Посередине арены, прямо на круглой мраморной сцене, стояло деревянное сооружение, известное как Поющая башня. Ничего более нелепого и придумать было нельзя: темная, несимметричная постройка, лишенная простоты и благородства формы, столь характерных для Белого округа, раскачивалась и скрипела с каждым налетевшим ветерком, а при сильных порывах издавала и вовсе тоскливый плач. Не проходило и года, чтобы на собрании Экзаменаторского совета кто-нибудь не предложил разобрать ненужную конструкцию и возвести на ее месте новый, более подобающий символ города, но всякий раз предложение отклонялось — поговаривали, будто бы самим императором. Простой народ относился к башне с почтением: все-таки она была ужасно старая и, казалось, вечно стояла на этом месте, к тому же, согласно древней легенде, в один прекрасный день она собиралась запеть снова.

Кестрель всегда любила башню — за ее непредсказуемость, за полную бесполезность и даже за протяжные унылые стоны, которые так не вписывались в общую благополучную картину Араманта. Порой, когда жизнь казалась особенно невыносимой, девочка сбегала вниз по девяти ярусам, садилась на булыжники у мраморного подножия и беседовала с башней час-другой. Конечно, та не понимала ее, и жалобный скрежет ничем не напоминал человеческую речь, однако странным образом утешал в печали. Иногда ведь нам достаточно просто выговориться, выплеснуть накопившиеся обиды, почувствовать, что мы не одиноки, верно?

Вот и в этот ужасный день Кесс невольно устремилась к арене. Отец еще не вернулся из библиотеки, а мама с Пинпин была в клинике: врачи оценивали здоровье малышки. Куда же еще оставалось идти? Позднее мятежницу обвинили в заранее подготовленном хулиганстве, но какая же из нее злоумышленница? Кестрель повиновалась порыву, не думая, что будет делать дальше. Вот Бомен, тот предчувствовал беду, шагая следом за сестрой. Что же касается Мампо, то мальчик попросту плелся за первой и единственной школьной подругой.

Дорога в центр миновала «Общество ткачей». Шел обеденный перерыв, и ткачи высыпали во двор на разминку.

— Тронем землю! Тронем небо! — кричал их тренер. — От себя все больше требуй!

Работники усердно сгибали спины и выпрямлялись, тянулись кверху — и снова к носкам ботинок, стараясь не отставать друг от друга.

Чуть позже детям повстречался дворник. Мужчина сидел у тачки и обедал.

— Надеюсь, у вас найдется немножко мусора, чтобы бросить на мостовую? — печально спросил он. Близнецы порылись в карманах. Бомен вытащил подгоревший гренок, взятый утром якобы на обед, чтобы не обижать маму.

— Просто урони его, — оживился уборщик.

— Зачем? Я сразу положу в вашу тачку.

— Ну конечно, делай за меня мою работу, — пригорюнился мужчина. — Какое вам дело, продвинусь я когда-нибудь или нет, когда никто ничего не выкидывает? Не спрашивайте себя, сведу ли я концы с концами. Вы из Оранжевого и всем довольны. Кого волнует, что я тоже хочу исправиться, как и любой другой! А вот попробовали бы некоторые пожить в Сером округе! Моя жена, к примеру, с ума сходит по тем хорошеньким квартиркам из Коричневого с их маленькими балкончиками.

Обугленный хлеб выпал из руки мальчика.

— Вот и хорошо, — обрадовался дворник. — Пожалуй, я сначала полюбуюсь, а потом уберу его.

Кестрель была уже далеко, и брату пришлось догонять ее со всех ног.

— Скоро мы будем обедать? — спросил Мампо.

— Заткнись ты! — отмахнулась девочка.

Пересекая главную площадь, дети услышали, как на высокой башне дворца колокол звучно пробил два раза: «Бомм! Бомм!» Это значило, что их одноклассники уже вернулись за парты, а господин Бач, должно быть, как раз отмечал в журнале троих прогульщиков. И разумеется, вычитал новые баллы. Беглецы прошли сквозь белую двойную колоннаду, окаймлявшую верхний ярус, и двинулись вниз по ступеням.

На пятом ярусе Мампо внезапно затормозил и объявил, усевшись прямо на каменную лестницу: — Есть хочу.

Кестрель и ухом не повела. Она продолжала спускаться, и Бо держался рядом. Мампо хотел пойти за ними, но голод пересилил все прочие чувства и мысли. Мальчик обхватил колени руками. Ему безумно хотелось кушать.

У подножия Поющей башни Кесс наконец остановилась. Маленькую мятежницу по-прежнему трясло от злости, стоило ей вспомнить утреннюю контрольную Пинпин или насмешки господина Бача. Девочке страшно хотелось нарушить удушающе — безупречный порядок Араманта, рассердить, возмутить, сломать — неважно, кого или что, лишь бы взорвать изнутри эту гладко прилизанную красоту. Хотя бы на краткий миг. Кестрель попала в беду и нуждалась в друге, вот почему она оказалась у Поющей башни. Но только здесь беглянка поняла, как намерена поступить.