Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландлорд

Предположений высказывались десятки, сотни, но я не услышал ни одного, что хотя бы приблизилось к разгадке.

Я и на эту ночь позвал Сюзанну, Жанну и даже Кэтрин, полночи натужно занимался ими, а они мною, потом щедро одарил всех троих золотыми монетами, отправил к себе досыпать, а сам до утра метался, пытаясь заснуть, но перед глазами все время непрошеные сцены, как этот дурак раздевает ее, хватает за груди, ложится сверху, совокупляется, ибо только и может, что совокупляться, а еще иметь стыд, соитие и коитус... Нет, коитус — это у собак, но все равно, он же и ее, наверное, только по-собачьи, скотина...

Да, я трахаю служанок, она совокупляется с этим виконтом. В моем Срединном это ничего не значит, а здесь автоматически ставит между нами непреодолимую стену.

Но всплыло и заслонило весь мир ее бледное лицо с тревожными вопрошающими глазами, я вспомнил взгляд, когда она просила... да, это была просьба, чтобы я остался. И потом, когда мы оказывались за одним столом, а наши взгляды встречались. Ее глаза оставались непроницаемыми, как она считала, я всматривался в них, надеясь увидеть то, что жажду: ненависть, презрение или хотя бы равнодушие, однако однажды завеса исчезла, и я видел слабый отсвет той муки, которая пожирает меня самого. И плечи мои дрогнули от обрушившегося на них понимания, что все это напрасно: мое траханье ее служанок в расчете на то, что похвастаются ей, ее демонстративное приглашение виконта в свою постель — все напрасно, ибо это все мелочи, ерунда. Когда в огне континент, пара кружек воды, выплеснутых в пламя, ничего не изменят.

Я люблю ее и не могу без нее жить. Она любит меня, и то, что назло друг другу трахаем других... нет, это даже не назло, мы оба стремимся защититься друг от друга, от этой напасти! А переспать с кем-то и сделать это явным для другого — разве не лучший способ убить чувство у другого?

Да, это способ, но только если чувства мелкие и людишки мелкие. А сейчас мне ну абсолютно по фигу, что спит с виконтом, это ее последняя попытка освободиться от той неземной мощи, что уже подчинила нас, что начинает швырять нами, как морская буря упавшей с корабля щепкой!

Прекратился и моросящий дождик, так что рассыпалась моя последняя отговорка насчет плохой погоды для отъезда. И хотя дороги все еще раскисшие, как тесто, я вышел во двор, конюх вывел Зайчика. Я принялся седлать, Саксон пришел проводить, двое молчаливых воинов принесли объемистый мешок.

— Здесь на неделю еды, — сказал Саксон, — и всякие необходимые мелочи.

— Спасибо, дружище, — сказал я.

Он всматривался пытливо, я видел, что рвется то ли сказать что-то, то ли спросить, но сдерживается, в особых ситуациях лучше помалкивать, это и называется то ли мужское молчание, то ли мужское понимание, когда вот так обмениваешься целыми потоками информации, не раскрывая рта, что позволяет потом от всего отпереться: совсем охренели, когда я такое говорил?

— За неделю можно уехать далеко, — обронил он.

Я чуть улыбнулся, все-таки не утерпел, сказал честно:

— За неделю не доберусь, куда хочу. Но ты прав, за неделю я буду очень далеко отсюда.

Он покосился на Зайчика.

— Да, с таким конем... Мне кажется, на него можно погрузить воз камней, он и не заметит.

— Заметит, — сказал я, — но понесет!

Пес вертелся вокруг, гонялся за курами, на него смотрят все еще со страхом, но жаловаться опасаются: он пока что не нанес ущерба.

От ворот раздались крики, шум, заскрипели и застонали противовесы, четверо из охраняющих ворота торопливо тянули канаты. Я понял, что опускают не мост, а небольшой мостик, что ложится рядом с большим мостом, а через несколько минут решетка поднялась, во двор на небольшой взмыленной лошадке въехал покрытый пылью человек в сером плаще.

Его раскачивало так, что стражники поторопились подхватить его и стащить с седла. Конь вздохнул и остался стоять, дрожа всем телом, голову опустил до самой земли, не в силах поднять такую тяжесть.

Человек поднял голову, капюшон сполз на затылок. Я узнал сэра Симона де Монфора, одного из тех рыцарей маркиза Плачида, которого я так бесцеремонно повесил за выстрел в спину. Он тоже сразу узнал меня, в глазах заблестело злое торжество. Срывающимся голосом вскрикнул:

— Хватайте его! Это Ричард Длинные Руки! Воины схватились за оружие, я отступил к коню и протянул руку к мечу. Пальцы сомкнулись на рукояти, рядом со мной встал Пес, шерсть поднялась дыбом, а из горла вырвалось грозное рычание, что прокатилось, как землетрясение, по всему замку.