Ирина Якимова - Либитина (СИ)

Я могу выхватить у нее факел рукой куклы и взорвать церковь. Тогда охотники задержатся на неделю, а то и больше, чтобы разобрать завалы, давая мне время на восстановление сил и даже бегство. Кому-то из них во время печальной тяжелой работы попадется белая детская ручка, которую сначала примут за руку куклы, кто-то споткнется о женскую голову с полуоткрытыми глазами и ртом… После такого, несмотря на похвальбу их главы, некоторые покинут орден, может, уйдут многие. Оставшиеся с удесятеренной яростью бросятся мстить хозяйке смертных, но их фанатичная ненависть разобьется о мое ледяное равнодушие, как было в прежние времена. Это выгодный путь, почему же я медлю, почему жду решения от этих нелепых смертных? Что я опять ищу в золотистом ореоле свечи, горящей над ворохом исписанных листов и кипой еще не начатых?

Снаружи стихает перестрелка. Еще минута ожидания, и народ бросается прочь из церкви. Вот уже в давке у дверей кому-то ломают ребра. Жена главы поселения дрожит, но не двигается с места, боясь навлечь гнев госпожи. Когда здание опустевает, я подхожу к ней и отнимаю факел:

— Беги! — рычу я.

— Любимая госпожа… -

Смертную охватывает раскаяние, она начинает рыдать. Падает на колени:

— Вместе с вами, Госпожа…

«Дура!» — непонятно, кого я ругаю, ее или себя. Нужно взорвать хотя бы пустую церковь, но я позорно тушу факел в бадье с водой для питья. Оказывается, мне жаль и одной напрасной человеческой жизни.

— Так-так, — глава охотников встает в дверях церкви. — Владычица мертвых жалеет живых? Это было самое неудачное представление кукольного театра Либитины! — он хохочет, впрочем, больше от нервов, чем от действительного веселья. Кукла кидает на него уничтожительный взгляд и, завернувшись в крылатую тень, скрывается в алтаре, где находится выход в тоннель. Она мчится подземной дорогой прочь, прочь — воплощение моего сомнения, злости и боли… Что с тобой, Владычица мертвых? Слабость рассудка, настигающая многих бессмертных, достигших трехсотлетия? Жалость сердца, размягчившегося от гниющих четвертое столетие, не находящих утоления эмоций?

«Что с тобой, Ариста?!»

К главе отряда подходит другой охотник, мужчина постарше. Не без удивления я узнаю в нем потомка рода Гесси.

— Сбежала? — спрашивает он. Главный охотник кивает и уточняет:

— В алтаре есть тоннель к ее логову. -

От этих слов веет холодом. Собирая армии кукол для новой обороны, я одновременно тихонько пододвигаю к себе очередной, почти чистый лист. На нем всего три слова — начало следующей части повествования. Я вглядываюсь в черные букашки букв, пока они не начинают расползаться, сливаясь в пятно — коридор пустоты…

— Я испугался, что оставшиеся в церкви взорвут здание, — сознается очередной Гесси. — А ты?

Глава охотников холодно глядит на него:

— Нет. Я хорошо умею различать сумасшествие обреченности на лицах. С детства, — он усмехается чему-то: очень горькая усмешка. — Здесь же никто не был готов убить себя и близких, даже эта женщина с факелом, — он мимоходом бросает взгляд на жену главы поселения, так и рыдающую на полу.

— Либитина могла сама взорвать церковь вместе с людьми, — преувеличенно спокойно, как экзаменатор говорит Гесси. — Ты был готов взвалить эту вину на себя и отряд? -

А мне нравится этот охотник — живая иллюстрация того, как изменяются за столетия самые непримиримые идеи. Его голубые глаза холодны, как у первого Гесси, но есть другое, новое, неожиданное в благородных чертах потомка Лоренса.

«Что это, через три столетия даже в Гесси проснулась совесть? Воистину, до конца нашего мира недалеко!»

Глава отряда долго молчит, глядя в пол. Наконец размыкает сухие от еще не угасшего волнения губы.

— Я был готов, — ровно, задумчиво сообщает он. — И тебе нужно быть готовым, Гесси. Мы вступаем в большую войну, и таких глупых невинных жертв будет много. И нужно будет идти вперед, несмотря ни на что. Время милосердия и жалости осталось позади. Мы вновь превращаемся в волну фанатиков, какими были первые охотники. Но наша волна будет последней.

Долгое молчание.

— Я был не прав, сравнив Либитину с кардинским владыкой вампиров. Госпоже Кукловодше, в отличие от Дэви, знакомо милосердие, — неожиданно замечает Гесси. Главный охотник жестоко усмехается:

— Если так, оно ее погубит.

Все сильнее тянет холодом. Откуда? Не из открытого ли тоннеля, соединяющего церковь с самым центром моих владений? Я ожидала, что страх гибели невинных людей в церкви остановит отряд, но охотники легко переступили его. Их предводитель готов платить чужими жизнями, что для такого моя вечность? И мне мерещится, что охотник уже видит меня, через мили и мили, пока нас разделяющие. Чудится, что, вытянув руку, он способен коснуться моего мягкого жалкого тела жгучим серебром кинжала…