Владимир Русанов - Мести не будет

Молодой. Совсем мальчишка.

Автух горестно вздохнул. Убивать-то любому из порубежников едва ли не в привычку, но тут... Вдруг безвинного жизни лишил? Грех великий перед Господом. Такой не вдруг отмолишь.

— Ты не ворочай. Обыскивай! — прикрикнул на бровастого Мацея урядник.

Тот нехотя присел у распростертого тела. Снял круглую шапку, сшитую по угорской моде из курчавой шкурки молодого барашка, потряс напоказ.

— Пусто.

— За пазухой гляди! — строго приказал Гавель.

Мацей пожал плечами, сунул руку угорцу за ворот. Завязки, которые стягивали горловину рубахи, расшитой солнечными колесами и топориками, мешали, и порубежник, недовольно скривившись, рванул их посильнее.

— Оп-паньки!

— Есть что? — насторожился Гавель.

— Да нашел никак, — пробурчал Мацей, выуживая на свет Господень черный кожаный шнур, затертый и лоснящийся от жира.

— Ладанка поди?.. — пробормотал Автух, неодобрительно поглядывая на командира.

— Закройся, Тюха! Подзимник на конюшне провести решил?

Провинившийся порубежник склонил голову и отошел к своему коню. Принялся цеплять аркан к задней луке.

Тем временем Мацей вытянул прикрепленный к шнуру продолговатый футляр.

— Что за хрень?

— Не твоего ума дело! — не допускающим возражения тоном отрубил урядник. — Сюда давай!

Порубежник сдернул с шеи мертвого угорца шнур и протянул командиру. Тот пару мгновений осматривал странное приспособление, потом подцепил желтым ногтем едва приметный выступ в торце футляра. Маленькая плоская крышечка соскочила, открыв пустоту внутри. Вернее, не совсем пустоту. В футляре лежал скрученный в трубочку листок пергамента.

— Что вылупились? — Гавель обвел взглядом порубежников. — Делать нечего?

— Да мы чо? Мы ничо... — за всех ответил Мацей.

— А коли «ничо», еще пошустри. Глядишь, и серебра горсточка сыщется. Помешает она тебе? А? — Урядник хитро прищурился.

— Никак нет! — Мацей даже головой замотал. Развернулся на каблуках и принялся обшаривать гонца с удвоенной тщательностью.

Остальные порубежники преувеличенно деловито начали осматривать оружие, сбрую коней, расправлять складки на жупанах.

— То-то же! — Гавель кивнул удовлетворенно и развернул листок. Хмыкнул. Закусил ус.

Недоумение, ясно прорисовавшееся на лице урядника, не укрылось от глаз молодого, но широкоплечего, осанистого, да и одетого побогаче, нежели иные, порубежника. С легкой улыбкой — не насмешливой, упаси Господь, а мечтательной, будто только что выпил-закусил приятственно — он наблюдал, как Гавель покрутил пергамент и так, и эдак, оглядывая спереди и сзади, потом подтолкнул коня поближе к командирскому и негромко кашлянул.

— Хведул? — поднял глаза урядник. — А ну ходь суды. Ты ж у нас грамоте разумеешь. Так?

— Верно, разумею, — не стал отнекиваться Хведул, подводя каракового жеребца к злобно косящемуся и скалящему зубы буланому под урядником.

— Тады давай, читай. Только не громко. Может статься — коронное дело! — Гавель многозначительно поднял вверх палец.

Грамотей принял из рук урядника пергаментный листок. Расправил его, прищурился, скривился.

— Что такое? — насупился Гавель.

— Не разберу. Не по-нашему писано.

— Да ну?

— Ну... — замялся Хведул. — Буквицы вроде как лужичанские, а слова не наши. Бред сивого мерина выходит какой-то.

— Во как!

— Да и буквицы... Соврал я, урядник. И буквицы не совсем наши. Видал, вон у «ерицы» хвостик какой закорюкой...

— Да начхать мне на хвосты с закорюками! — отрубил урядник. — Меня три попа грамоте учили да не выучили. И тебе слабо. Грамотей! Что ж ты трындишь на каждом углу, что читать-писать обучен? А сам! Вот все сотнику обскажу!

— К пану Лехославу, коли хочешь, вместе пойдем... — Хведул так сцепил зубы, что желваки под тонкой кожей взбугрились, но говорил он спокойно, без показного гнева: — Я, хоть и писарчук сотенный, а в разъезд не для того напросился, чтоб меня урядник сиволапый бесчестил. Ясно тебе, Гавель?

Гавель оскалился, выпуская кончик уса изо рта:

— Пока ты в моем десятке, я над тобой старший. Помнишь, поди? Ты мне перечить не моги! А то по закону военного времени и на березку недолго.

— Кишка тонка у тебя! Ишь ты, «на березку»! Думаешь, твои люди тебя перед паном Лехославом выгораживать будут? Дудки! Не обломится. А чин мой не ниже твоего, а выше будет. И умишком, похоже, Господь тебя обделил, а не меня...

— Что? Да я!..

— Не перебивай, урядник, а то в рядовые вылетишь! — Хведул сузил глаза. — Не уразумел еще?