Оксана Аболина: Боец Великого Похода

В действительности, человечество было сотворено Белым Богом и проживало изначально в Раю, который и тогда мог стать мечтой любого мира, если бы другие миры в то время существовали. Но ни нашей Земли, ни гипотетически появившегося вслед за ней ада тогда ещё не было и в помине. И они вовсе бы не возникли, если бы Белый Бог не страдал параноидальными детскими комплексами — Он хотел быть уверенным, что человек ему предан весь без остатка. И чтобы контролировать своё любимое творение, посадил в Раю дерево — индикатор лжи, плоды которого запретил людям трогать. Предки наши хоть и не были обезьянами, но они весьма и весьма смахивали на нынешних райцев — нелюбознательные, неразвитые, послушные дикари со сверхспособностями. Им и в голову не взбрело проявить любопытство и попробовать запрещённый плод. Пока однажды не родился единственный умный в их среде — наш общий далёкий предок, чьё имя потом ошибочно стали приписывать хозяину ада — Люцифер. Правда, во времена матриархата считали, что первым сорвал с запретного дерева плод не Люцифер, а его жена. Но это не столь уж важно, ибо вкусили его они оба. И когда Белый Бог узнал, что Его ослушались, то Он проклял Люцифера и его жену и выгнал их из Рая во вновь созданный мир, который не имел никаких точек соприкосновения с их исторической родиной. В гневе Своём Он не хотел и лазейки оставлять для возвращения изгнанников, но другие райцы, среди которых были самые первые люди: Адам и Ева — умоляли Создателя дать шанс потомкам Люцифера вернуться в родные обители. И тогда Белый Бог смилостивился и сотворил точку перехода. Известно множество случаев, когда обитатели обоих миров перебирались через границу. Это и так понятно — кто-то же контрабандой перетаскивает райский гумус. Но вот такой массированный переход — он предстоит впервые. Его совершим мы…

Контрактников обучали по плотному графику, не выпуская за пределы воинской части. Увольнений не давали. Но Машу с Лёшкой Кукушкин один раз перед началом Великого Похода сумел повидать. Жена привезла сынка в Ярославль, и слёзы её (а возможно, и недорогой презент) умилостивили Гришина, и нянька позволил им встретиться.

Кукушкин боялся, что за прошедший год, проведённый без отца, сын отдалится от него, станет чураться. Но нет, Лёшка его помнил, скучал, бросился на шею. Военную тайну, похоже, знали даже в детском саду, малец стал расспрашивать его про Рай. Но, разумеется, Кукушкин ни словом не обмолвился о Великом Походе. Только повторил то, о чём и так постоянно бубнили по ящику: в Раю скучно, дикари тупые, нет ни компьютеров, ни телевизоров — только гумус, двухметровый слой плодородной земли, помнишь арбузное лето? И они с наслаждением вспоминали вкус прекрасных плодов. Как им арбузы не надоели тогда? Ведь ни разу Кукушкин не захотел в то лето бифштекс или свой любимый борщ, а Лёшка не просил ни конфет, ни мороженого…

Свидание было коротким, но памятным. Маша плакала, целовала Кукушкина, болтала без умолку, рассказывала, что ипотека временно заморожена, ругала соседа, поставившего забор на десять сантиметров вглубь их территории, оставила мужу стопку последних семейных фотографий, и Кукушкин никогда с той поры с ними не расставался, носил на груди.

В конце октября, за пару недель до выступления, на территории воинской части стало твориться неладное. Стволы новёхонького стрелкового оружия покрылись изнутри ржавчиной. Коррозия начала стремительно разъедать и движущиеся части танков Т-90, к экипажу одного из которых был причислен Кукушкин. Постоянная чистка и смазка оружия, казалось, ничуть не помогали исправить ситуацию. Но это было далеко не всё. Трижды на базе почти на сутки выключались одновременно электричество, вода и тепло, а причину неполадок установить так и не сумели. Вдобавок к этим бедам учебные мины на полигоне оказались боевыми, и несколько солдат подорвались и попали в госпиталь, так и не отправившись в Великий Поход. Уже мелочью казалось то, что в солдатской пище то и дело вылавливали опарышей, а поставщики клялись, что мясо было наисвежайшим, прямо с бойни. В казармах по ночам слышались неясные голоса, мелькали неуловимые тени. Обстановка становилась нервозной и пугающей, шли постоянные разговоры о многочисленных диверсантах, а за три дня до выступления с неба обрушился нескончаемый проливной дождь и пути-дороги развезло. Гришин качал головой и ничего не говорил по этому поводу. Но все понимали — предзнаменования дурные. Белый Бог знает наши планы и так легко не сдастся.