Оксана Аболина: Зимний салат

До новогодних курантов было ещё далеко — часа полтора, не меньше, — но мальчишки по всему городу уже вовсю запускали петарды. Хлопки, взрывы, радостные крики не переставая сменяли друг друга. Свою лепту в весёлый шум и гвалт вносили и водители легковушек, они приветствовали приближающийся Новый Год автомобильными гудками. «Не заснёт Машка, если молодняк не угомонится, — подумал Муравский. — Расшумелись, огольцы». Вот опять грохнуло совсем близко, и кто-то по-разбойничьи лихо засвистал. Муравский выглянул за окно. В поле зрения никого. По улице легкомысленно танцевали снежинки, и на карнизе толстым слоем, словно ватное одеяло, лежал мягкий, пушистый снег. Всё было белым-бело. Муравский вздрогнул, ему стало не по себе. Когда-то и он любил кататься на лыжах и кидаться снежками, но всё на свете проходит, и его любовь к зиме сменилась стойкой неприязнью. Скорей бы весна!

«Позвоню-ка я Ёлкину, — подумал Муравский. — Давненько мы не пересекались. А надо обязательно хотя бы раз в год его проверять. Тем более — в Новый Год».

Он уже взялся было за трубку, но тут его отвлекла выскочившая из детской Машка.

— Папа, а можно мне сегодня не спать?

— Нельзя, Машка-замарашка, — строго сказал Муравский. — Бегом в кроватку!

— А обзываться нехорошо, папка-косолапка, — нравоучительно промолвила Машка.

— Цыцулечки, — в шутку пригрозил Муравский. — Вот сейчас как рассержусь…

— Не рассердишься, ты добрый, папочка, — закокетничала Машка. — Давай лучше сказку расскажешь? — попросила она.

— Только когда ляжешь на бочок и закроешь глазки.

Машка быстро юркнула в постель и притворилась, что спит. Муравский погладил её по головке, уселся в кресло рядом с кроваткой и задумчиво спросил:

— И какую же сказку тебе сегодня рассказать?

— Как Иван-царевич украл курочку-рябу у бабы с дедой, а Шерлок Холмс и доктор Ватсон её нашли! — выпалила Машка и опять сделала вид, что сладко спит.

— Нет, это длинная сказка, — сказал Муравский. — Новый Год на носу, Дед Мороз увидит, что ты не спишь, и подарки не принесёт.

Машка открыла глаза:

— А Деда Мороза нет, — сказала она назидательным тоном. — Мальчишки в садике говорят, что подарки под ёлку всегда кладут мама с папой.

— Ну и дураки, твои мальчишки, — хмыкнул Муравский.

— Ты сказал нехорошее слово! — возмутилась Машка.

— Сказал, — согласился Муравский. — А ты так никогда не делай. Знаешь, что я тебе лучше расскажу? Историю, которую ты ещё не знаешь.

Глаза у Машки загорелись.

— Про Новый Год?

— Про Новый Год, — подтвердил Муравский. — И про Ёлкина.

— Это сказка?

— Нет, это самая что ни на есть настоящая история.

— А когда она случилась?

— Да как раз в тот год, что ты родилась.

— А кто такой, этот Ёлкин?

— Не спеши, и всё узнаешь в своё время. А встретился я с Ёлкиным на работе.

— В полиции? Папочка, расскажииииии…

Иван Иванович Ёлкин вырос в тесном питерском дворе-колодце, через который жильцы ходят по очереди, чтобы не задевать друг друга сумками и локтями. После института Ёлкин уехал работать в далёкий сибирский город и с первого взгляда влюбился в его просторы. Зимой на пустыре между домами жильцы строили ледяную горку и заливали каток, а по краю прокладывали лыжню между рядами рябин. Гроздья ягод на ветвях обычно доживали до весны, несмотря на птиц и ветра. Голодные снегири прилетали их клевать на завтрак, а ветра-хулиганы срывали и бросали под ноги лыжникам. На оставшейся территории жители жарили в праздник шашлыки, а их дети лепили из снега крепости и снеговиков.

Иван Иванович был велик ростом и грузен, коротко стриг волосы и носил бороду. Глаза у него странно меняли цвет: с весны до осени оставались зелёными, а зимой становились ярко-голубыми. Жена бросила его семь лет назад, оставив с двухгодовалым сыном и пятилетним котом, и укатила искать своего бабьего счастья за границей. Так и жили отец с сыном с тех пор: ухаживали за котом да черепаху завели. Непутёвая мамаша назвала сына Романом и в отместку ей Ёлкин сменил мальчишке имя на простонародное Матвей. Характер глава семейства имел взрывной: в такие моменты лицо его становилось красным, словно перезрелый помидор, а голос напоминал рык разъярённого льва. Но человеком он был отходчивым и добрым.

В тот декабрьский вечер, недели за две до Нового года, отец с сыном возвращались вечером из школы. В воздухе медленно кружились снежинки — большие и холодные, словно ордена Снежной королевы. Фонари над подъездами были полны лимонадного света и заливали им весь двор. На дальнем краю пустыря дети катались с ледяной горы — шумно и весело, на катке кружилось несколько взрослых — румяных от свежего воздуха и лёгкого морозца, а по лыжне неторопливо катился худощавый старик из четвёртого подъезда — в вязаной тёмной шапочке и толстом бордовом свитере.