Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

Кай как потерянная конечность испытывает фантомные боли — Хаски завидует тем, кто сейчас рядом с ним. Ненавидит их, потому что они могут положить ему руку на плечо и сказать: «Ну и мудак этот Хаски».

От недосыпа или общего нервного напряжения, Хаски начинает шарахаться от каждой тени — боковым зрением в людях со светлыми волосами он видит Кая, который пришел то ли поговорить с ним, то ли пристрелить его, и Хаски сам не знает, что предпочел бы.

Он всегда старался держаться рядом с Каем и не замечал: заглянув ему в голову, он забрал у капитана часть личности. Словно в нем поселился свой Кай. Хаски знал, о чем Кай думает, как поступит, что сказал бы. И исход нынешней ситуации не может предугадать только потому, что и сам Кай должен колебаться. Хаски бесился, всерьез думал о том, что надо было пристрелить Кая, тогда он перестал быть навязчивой идеей, пугать своим существованием. И прикидывал, не Вега ли заставила Хаски стрелять не в голову и звонить в «скорую» потом.

И вдруг отчетливо вспоминал — Кай, у которого бледнеет лицо, синеют губы. Ужас, который ожег, когда Хаски осознал, что убил снова. Не было никакой желаемой свободы от чужого авторитета, не было облегчения. Была огромная черная бездна, которая сожрала его, и выплюнула пожеванным только тогда, когда он убедился, что Кай еще дышит.

А потом случилось что-то, словно Хаски решил сразу после этого обдолбаться самыми сильными наркотиками, хотя он даже не пил. Он помнит желтое от колосьев поле, помнит, что гнался за Каем, но не соображает, чего хотел от него. Было только отчаянное желание — догнать. Как заигравшийся пес, он не знал, что потом сделал бы.

Предать Кая нужно было, чтобы разорвать их связь, потому что она делала Хаски марионеткой. Но этот разрыв был похож на агонию.

И все же, он не смог бы врать Каю о том, что не убивал Гидру. Или о том, что ему не нужно было за это прощение. Скорее всего, если бы правда не открылась, он бы перестал отвечать на звонки, пожелал бы Каю удачи и удалился. А ночами его бы снова накрывало отчаянным страхом. То, что сделал он — все равно, что разбить любимый телефон, чтобы он не достался попытавшимся отобрать его бандитам.

Всякий раз, когда Хаски ошибался, снова приняв кого-то за Кая, он чувствовал сначала облегчение, а потом страшное разочарование и тоску.

Конечно, уютное место в недостроенном торговом центре они потеряли — после того, как оттуда увезли Кая, уволили сторожа-выпивоху, пропускавшего их на территорию за сотку. Собираться пришлось в покинутом полигоне за городом, где по выходным проходили игры по пейнтболу. Крыши у тамошнего здания не было, оно то ли разрушилось со временем, то ли так и умерло до конца не построенным. Ближе к стене возвышение из обломков. Хаски всегда появляется тут первым, забирается на верхнюю плиту и смотрит вниз, представляя, что все метания остались далеко, что все по-прежнему. Они продолжают играть, и он — верный охранник, всегда готовый спасти Кая. Но даже эти мысли терзают его, режут. Это желание защищать, быть достойным Кая — как раковая опухоль. Хаски оно кажется чужеродным.

Когда он слышит шаги, хруст гальки и обломков, он снова думает, что это пришел за ним Кай, и по началу выражение у Хаски растерянное, совсем не лицо лидера. В следующую секунду успокаивается — откуда тут взяться Каю, черт возьми? К нему возвращается привычная злость, отрешенность, но среди сумерек в дыру вместо двери входит Кай. Хаски так часто казалось, что он с ним столкнулся, что он не верит в это секунду-другую, а потом снова превращается в того ублюдка, что готов был убить, лишь бы не болело у него.

У Кая разбиты губы — с левой стороны трещина на верхней и на нижней, друг под другом, как шрам. Руки в глубоких карманах толстовки, которая велика ему. Хаски только чуть голову приподнимает, но смотрит по-прежнему спокойно, в ожидании, что видение исчезнет. Кай остается.

— Макса в больницу отправили. У него с гноем вместе вырезают щепки от той доски, — безразлично рассказывает Хаски, спрыгивает на неровный пол. В стенах дыры от пуль (когда-то тут был настоящий полигон), и кляксы краски от игрушечных. В лесу темнеет быстрее, Хаски смотрит на небо, словно хочет дождя, потом на Кая.

— Тебя мама дома не ждет?

— Нет, — отвечает Кай, и Хаски вздрагивает. Он считал его видением до этой секунды. — Не ждет.

— Чего приперся? — уже зло шипит Хаски, отступая. — Тебе совсем жить надоело? Что ты за мной таскаешься? Тоже хочешь, чтобы тебя прикончили?