— Привет, — здоровается голос Хаски.
— Еще злишься? — глухо спрашивает Кай.
— Да нет. Не знаю, что на меня нашло… Кай, ты такой щедрый на прощения. Мне нужно твое. Отдашь?
— За что тебя прощать? — растирая переносицу, спрашивает Кай и ложится на подушку, закрыв глаза.
— Когда мне было лет девять… У нас была собака. Дворовая. Тогда не принято было их стерилизовать. И она нагуляла щенков. Щенки были не нужны, кого могли раздали, но остались… Четверо что ли. Мать сложила их в картонную коробку из-под обуви. И отдала мне. Это не было чем-то жутким тогда. Все так делали, понимаешь? Топили или закапывали. Мы с друзьями взяли лопаты…
— Прекрати, — просит Кай, болезненно морщась.
— Нет. Я главного не сказал. Нам интересно было. Закопать. Живых. Это было для нас прямо круто, а не необходимость.
— Зачем ты это мне рассказываешь? Теперь, почти под утро.
— Мне прощение от тебя нужно. За тех щенков. Идиот был. Не знал, не понимал.
— А теперь? Закопал бы?
Хаски замолкает, и в эту паузу слышно, как булькает что-то. Хаски просто пьян.
— А не знаю… Рискнешь?
— Нет, — отвечает Кай, зевает, переворачивается на бок. — Я очень хочу спать… Зачем ты напился? Как же работа завтра?
— Что, завтра не суббота? — переспрашивает Хаски, то ли издеваясь, то ли правда спутав. — Нахер работу.
— Столько лет прошло, тебя только теперь скрутило?
— Из-за тебя, — с нажимом обвиняет Хаски. — Все из-за тебя. Ты делаешь людей лучше, либо заставляешь страдать за то, что они так и остались мудаками. Ладно, спи. Как-нибудь еще позвоню.
Каю даже стучаться не приходится — светлая дверь приоткрыта, за ней снова летний сад, залитый полуденным светом. Она ждет, сложив руки на пышных юбках, но есть что-то в ее лице и взгляде от провинившейся ученицы.
— Я слышала про вашу девочку, — спохватывается Вега, берется за фарфоровый чайник, суетится с чашками. Кай остается у двери, морщится болезненно. — Как жаль, правда так жаль… Сколько же ей было?
— Семнадцать, — роняет Кай. После паузы прибавляет:
— Мы ровесники.
— Да? Так страшно… Если бы я могла…
— Я знаю, что не можешь, — обрывает Кай нетерпеливо, кивает на чашки. — Прекрати суетиться. Сядь. У меня только один вопрос.
— Ну да, конечно, — соглашается Вега, но по-прежнему не оборачивается, хотя и чайник отставляет. — Что ты сделаешь, когда узнаешь?
— Начну думать, — отвечает Кай. — Но пока… мне просто нужно знать.
Шуршат юбки, когда Вега оборачивается заводной фарфоровой куклой.
— Ее убил Акросс.
Кай морщится, смотрит перед собой на слишком идеальную траву, потом на девушку в беседке.
— Зачем?..
— Она его держала.
— Мне казалось, что именно этого Акросс и хотел. Чтобы появился кто-то, кто его удержит.
Этот мир слишком нереальный, слишком лживый и идеальный, и только тут может показаться правдой, что Акросс мог убить человека из его команды.
— У вас война, — напоминает Вега, то ли прочитав его сомнения, то ли внушив их ему. — Или ты правда верил в то, что ему нужен мир?
Эти слова проходятся по Каю каленым железом, пощечиной, заставляют вскинуть голову. Если бы Вега не хотела рассказывать, она бы и не стала, но Кай верит, что врать она не будет.
— Я еще хотел спросить… Нет ли способа?..
Секунда, когда Вега еще стоит у чайного столика на веранде и в следующую уже оказывается около Кая, закрывает собой и сад, и беседку. Холодными ладонями берет за руки, уговаривает:
— Пожалуйста, не становись таким, как Акросс. Если бы кого-то можно было вернуть, я бы так и сделала. Я не могу по кусочку собрать ее голову и сказать вид, что ничего не было. Никто не умирал. Как и не могу отмотать на семь лет назад и спасти команду Акросса. Я понимаю, что для тебя это важно, но… не уподобляйся. Я не всемогущая. Я не смогла спасти ее, как и не смогла…
— Но дважды спасала меня, — Кай морщится, припоминает. — И Акросса с того света вытащила.
— Там была лазейка…
— А я? Ты всю команду собирала всякий раз, когда мне нужна была помощь, хотя меня даже не убивали. Но когда опасность грозила ей…
— Конечно, я за ней следила меньше, чем за тобой, вот и пропустила, — с нажимом произносит Вега, с рук ладони переходят на щеки, оставаясь все такими же холодными. — Прости, но я не могу быть всюду и уследить за всем.
— Да, я понимаю, — отстраняясь, кивает Кай. — Последний вопрос — и что же я делал, когда ее убили?
У лилий тошнотворный запах, но Кай вдыхает его, до головокружения, до омерзения. И вздрагивает, когда кто-то касается его локтя — справа стоит Дроид, без цветов, бледный, с запавшими глазами.
Читать дальше