Нас стережет.
Я поднялась на локте, зажмурившись несколько раз, согнала остатки сна и убрала прядь, выбившуюся из растрепанной прически. На дворе поздняя ночь, уходящая луна заливает комнату мягким светом, а черные смоляные нити более не удерживают меня подле раненого. Видение красного солнца и лавовых потоков, кажется игрой воображения, но стоит лишь зажечь свечу, и я замечаю изменения в тарийце. Перелома голени больше нет, на бедре, что сияло голой костью, всего-то осталась глубокая рваная рана, грудь все еще обожжена, зияет провалами от огромных клыков, но более не пугает раздробленными ребрами и выдранными мышцами.
— Через неделю будет как новенький, — подсчитала я время его сверхъестественного восстановления.
— Через день, если покормишь, — отозвался воин все еще хрипящим голосом, — а если помоешь, то и через час.
Порыжевший гад соврал.
Произнеся всего две короткие фразы, он потерял сознание и не очнулся ни через час, ни через два. А лишь когда я успела помыться, переодеться, перекусить, осмотреть «Логово», проведать спящих домочадцев и посетовать на то, что в ближайшие часы никто не может мне о произошедшем рассказать. Раздосадованная, я повторно наполнила ванну водой, подняла наверх ужин и взялась за лечение стародавнего Дори. Первым делом промыла раны и обработала их мазями. Сшивать без надобности, сами зарастут. А уже после принялась оттирать грязь и кровь. И едва я коснулась ремня на рваных лохмотьях, Инваго очнулся.
— Я, конечно, не против… — прохрипел он, доводя меня до нервной икоты, — но для начала раненого следовало бы помыть, перевязать, покормить, а потом уже что-либо требовать…
Еще несколько таких его пробуждений, и меня придется отпаивать.
Я убрала дрогнувшие пальцы от остатков его штанов, отшатнулась, стараясь за шуткой спрятать испуг.
— А чему ты удивляешься, я просто беру пример с тебя. Прежде чем тащить меня в постель, нужно было объяснить, что за нити меня оплетают. А не заявлять «не думай» и терять сознание.
— Нити? — голос тарийца стал глух и насторожен. — Ты видела нити? Какие?
— Черные и тягучие, как смола. Они оплели мою руку с перстнем, а затем и вторую. И хоть бы кто-то сказал, что это такое. И почему, закрыв глаза, я видела красное солнце над камнем и лавовые потоки вместо…
Он слушал меня с крайним удивлением, с ним же и перебил:
— Шутишь?
— Ты издеваешься! Какие шутки? Конечно, рядом с поджаренным телом чего только не привидится в испуге… Но уж точно не солнце над перстнем, лава в трещинах и рога, — я указала на его голову, — которые тебе не шли. И, может быть, ты хоть вкратце объяснишь, что произошло?
— Ты вытянула силу, — прохрипел Инваго и сел, о чем тут же со стоном пожалел, но обратно не улегся, потребовал: — Дай руку. — Дала. — Другую, с перстнем… — Протянула другую, и он крепко ухватил мои пальчики. — Я убил беглеца и по законам нижнего мира получил его силу, как яд отравляющую меня. Ты ее только что вытянула.
— Это произошло три часа назад. — Быстро подсчитала я время с момента собственного пробуждения.
— Не важно, — отмахнулся он, вдохнул-выдохнул и в приказном тоне обратился к перстню на моей руке: — Златогривый, ко мне! — от кольца ни вспышки, ни звука. — Пробудись! — Не отстает тариец, и опять ничего. — Сюда! Живо! Подъем…
И столько надежды в голосе и отчаяния в синих глазах, что я невольно пошутила:
— Скажи «На помощь!» — Знать не знаю, что за интонацию вложила в слова, но перстень вспыхнул и заискрился. Окрасил выгоревшие покои в красные тона, засиял сильнее свечи.
— Дай отбой, — напряженно попросил лжедеверь, а я не нашла ничего лучше, как сказать:
— Спасибо, уже не надо. — И свет от перстня стал ярче, а камень увеличился втрое и стал распускаться как цветок, лепесток за лепестком.
— Тора, дорогая, — голос воина дрожит от ноток гнева, — дай ему отбой, иначе на одного Инваго в мире станет меньше.
— Но ты же Дори, что он тебе сделает?
— Не примет за человека. А так как ты звала на помощь…
Дальнейшие пояснения не потребовались. Я вспомнила слова Храна о том, что зверь из перстня после пробуждения очень зол, так как голоден, или наоборот, очень голоден, потому и зол.
— Златогривый, спать! — приказ прозвучал уверенно и четко. Перстень потух, а раздосадованный Инваго с проклятием на устах вновь вытянулся на кровати.
— Стой, куда? Дори, если ты сейчас опять уснешь, я не знаю, что с тобой сделаю!
Читать дальше