Рене Ахдие - Ярость и рассвет

Она еще раз посмотрела через плечо, и глаза заблестели слезами, которые угрожали пролиться по ее щекам.

– Тарик.

Нет. Он не может услышать, как она это скажет. Никогда не будет слушать, как она говорит подобные вещи.

Тарик бросил лук и прижал ее к себе.

– Я знаю, что это не ты. Я знаю, что-то должно было произойти. Но мы сможем это исправить. Я смогу это исправить. Возвращайся домой со мной. Каждый день разлуки – еще один день приближения к смерти. День, потраченный впустую, вместо того, что могло бы быть. Я не в силах больше выносить это. Возвращайся домой.

– Но, – прошептала она, – я дома.

– Шази! – лицо Рахима исказилось в неверии. – Как ты можешь говорить такое?

– Мне очень жаль. Я никогда в жизни не хотела обидеть любого из вас. Просто…

– Он убил Шиву! – взорвался Тарик. – Как ты можешь хотеть быть с мальчишкой, который убил твою лучшую подругу? Как ты можешь хотеть быть с холодным ублюдком, который убил десятки молодых девушек и шутки ради исчезает, в то время как его город горит?

– Что ты сказал? – голос Шарзад был безжизненно тихим. – Город… горит?

Тарик нахмурил лоб.

– Молния. Она подожгла несколько зданий.

Услышав эту новость, Шарзад оттолкнула Тарика и побежала ко входу в конюшню. Она оттащила деревянные ворота.

И рухнула на землю от открывшегося перед ней вида.

Половина города была в огне. Дым валил в небо, подсвечиваемый серебряными вспышками молний. Запах горящего пепла смешался с ароматом розовых кустов, растущих поблизости.

Капитан аль-Хури вложил меч в ножны и присел рядом с Шарзад.

От вида ее ужасного страдания Тарик застыл на месте.

– Джалал. Что мы наделали? – На ее лице была неослабевающая агония.

– Нет, делам. Это не твоя вина. Никто в этом не виноват. – Капитан аль-Хури обхватил ладонями ее лицо.

– Ты должен… – Шарзад испустила дрожащий вздох. – Мы должны остановить это. Пока кто-то еще не погиб.

– Я не сделаю такого, – ответил капитан аль-Хури.

– Что мы натворили? – Это была жалкая, обжигающая душу мольба.

Капитан аль-Хури поднял Шарзад на ноги.

– Ничего. Ты ничего не сделала.

Она затрясла головой, ее лицо было потерянным и унылым.

– Халид… ему придется…

– Нет. Он никогда этого не допустит.

– Но как мы можем так жить? – закричала она. – Я не могу. Он не может!

Тарик больше не в силах был выносить это.

– О чем ты говоришь?

– Тарик Имран аль-Зияд, – капитан аль-Хури продолжил внимательно смотреть на Шарзад, пока говорил, – у меня есть просьба.

– Ответ – нет.

– Разве ты не хочешь сначала услышать ее?

Тарик молча посмотрел на него с негодованием.

Капитан аль-Хури повернул голову, чтобы встретиться с Тариком взглядом.

– Увези Шарзад из Рея.

– Это всегда и было моим намерением.

Глаза Шарзад заблестели.

– Джалал…

– Возьмите ее с собой. – Капитан аль-Хури сжал плечи Шарзад.

– Нет. Я не могу уехать. – Она изо всех сил пыталась успокоить дрожь в своей челюсти. – Я не уеду. Я не… боюсь.

Капитан аль-Хури посмотрел ей в лицо.

– Послушай меня. Хоть раз. Умоляю тебя.

Шарзад начала протестовать, и порыв горячего воздуха подул на них, дальше распространяя странный аромат сладких роз и едкого дыма. Она крепко закрыла глаза и прижала руку к груди.

– Тарик. Где мой отец? – спросила девушка охрипшим голосом.

– За пределами города, – ответил он. – Ждет… на вершине холма.

Она резко открыла глаза и уставилась на Тарика с жуткой новообретенной уверенностью.

– Отвези меня к нему. – Не ожидая ответа, она промчалась мимо капитана аль-Хури и вошла в конюшню – оседлать свою лошадь.

Тарик повернулся, чтобы посмотреть, как Шарзад исчезла в темноте, ее осанка была жесткой, а походка небрежной. Он только начал подавлять свое замешательство, когда капитан аль-Хури схватил его за руку.

Тарик отбросил руку высокомерного мальчишки.

– Что…

– Ты все еще любишь ее? – сказал он взволнованным шепотом.

– Это не твое дело.

– Ответь мне, дурак. Любишь?

Тарик стиснул зубы, вернув капитану королевской гвардии ожесточенный взгляд.

– Всегда буду.

– Тогда убедись, что она никогда не вернется.

Двое всадников встретились под потемневшим небом в центре пустыни.

Один из них был на простом сером скакуне, а второй – верхом на великолепном белом жеребце.

За каждым стоял личный состав вооруженных солдат.

Всадник на белом жеребце заговорил первым: