Ирина Булгакова - Черный завет

Парень извернулся, здоровой рукой пытаясь схватить нападавшего за горло. Ему это удалось. Некоторое время он ожесточенно сопел, все крепче сжимая руку. Отчаянная надежда сменилась стоном разочарования. Судя по всему, нападавшему хватка мешала – но и только.

Потому что нападавший и человеком-то не был.

Доната видела, как стремительно удлинившиеся, теперь желтые изогнутые когти впились в беззащитное горло. Как по дорожкам, оставленным когтями, тотчас зазмеились струйки крови. Парень захрипел и стал синеть. По искаженному от боли лицу пробежала судорога.

Еще миг, и все было бы кончено.

Если бы нападавший в смутно знакомом жесте не откинул голову, стряхивая со лба пряди черных, мокрых волос.

– Мама! – собственный пронзительный крик еще звучал в ушах, когда, царапая кожу об острые ивовые прутья, Доната кубарем выкатилась из убежища.

– Не надо, мама, – совсем тихо добавила она, наблюдая за тем, как мгновенно укоротились страшные когти, как исчезли из звериной пасти белые клыки, уже нацеленные на то, чтобы рвать беззащитную добычу.

Мать дрогнула. Но этого хватило парню, чтобы освободиться. Судорожно хватая ртом желанный воздух, он отполз в сторону. Зашипев от боли в сломанной руке, поднялся. Из порезов на шее струилась кровь, смешиваясь с той, что успела подсохнуть на груди. Бессмысленно таращась на невесть откуда появившееся спасенье в образе полуголой загорелой девчонки с копной нестриженых черных волос, он медленно попятился, еще не веря в то, что ему удастся уйти живым.

Мать стояла на четвереньках. Вода омывала босые ноги, сквозь прорехи на кожаных штанах добиралась до разгоряченного борьбой тела. Мать тяжело дышала.

– Уходи, – сдавленное горло вытолкнуло короткое слово.

Сначала Доната не отнесла это к себе. Но парень не заставил просить себя дважды. Неуклюже припадая на правую ногу, он вошел в воду, осторожно придерживая сломанную руку.

Хорошо, что река обмелела. Пожалуй, он сможет доплыть до противоположного берега.

– Уходи, – снова услышала Доната, и тогда до нее дошло, что эта… просьба, скорее относилась к ней, чем к парню. Для матери он не более, чем добыча. А кто же разговаривает с добычей?

– Столько лет… Столько лет, – мать сжала зубы и заставила себя замолчать.

Сдерживаемая ярость, наконец, вырвалась наружу и глиняный горшок, долгие годы служивший им верой и правдой, постигла печальная участь. Он со свистом пролетел через всю комнату, и только осколки брызнули с разные стороны.

Доната с уважением посмотрела на мать – вот это сила! Ей бы такую, но чего не дано, того не дано. По крайней мере, так объяснила ей мать. Давно, еще в то время, когда ничего желанней в мире не существовало, чем возможность так же легко оборачиваться Кошкой. Точить острые когти о дерево, а потом, грациозно изогнув спину, взбираться на неприступные деревья, рыжим ветром носиться по хрупким кронам и высокомерно оглядываться на тех, кто остался на земле.

Мать не считала нужным скрывать свои превращения. Может быть, она наслаждалась тем восторгом, что возникал у Донаты всякий раз, когда видела она это чудо. Быть одновременно и Кошкой и женщиной – это подарок, который следовало бережно принимать из рук скупердяйки-Судьбы. Сначала мать отмалчивалась в ответ на бесконечные приставания маленькой Донаты. Потом коротко бросала «скоро». А потом ответ на очередной вопрос «ну когда же, когда?» поверг Донату в состояние шока. Она никогда не станет Кошкой, потому что она человек. Только человек.

Доната кусала губы, держа в горле долгий мучительный стон.

– Когда-то лесных Кошек было много, больше, чем сейчас в лесу обычных, – мать не стала утешать ее. Просто положила ей руку на голову и сдержала легкий вздох. То ли разочарования, то ли сожаления о давно ушедших временах. – Лесной Дед заботился о нас. Не давал нас в обиду. Весь лес принадлежал нам… да и не только лес. Вот это «не только лес» и погубило Деда. Захотел старик многого, и получил… как положено. Отняли и то, что имел. Вот и бродит теперь в потерянном лесу неприкаянной тенью… Век Кошки недолог, тебе бы радоваться, что родилась человеком. Если встретишь когда Деда, привет передай от последней Кошки. Он знает меня… Рогнеда – имя мое.

С каждым разом превращения давались матери с большим трудом. И болью. Она стала прятаться в те мгновенья, когда природа брала свое. И не пыталась Доната подсмотреть, только получилось однажды случайно. Всеми силами сдерживая болезненный вой, мать каталась по земле, а кошачий хребет в человеческом теле разрывал ее пополам. Трещали кости, лопались кровеносные сосуды, но не получалось из скулящего от ужаса существа ни Кошки, ни женщины.