Ирина Булгакова - Черный завет

Доната еще помнила, как срывая ногти, царапая кожу об острые сучья, она падала с дерева, судорожно цепляясь за крепкие с виду, но такие обманчивые ветви. Мать ругалась, терпеливо обмазывая растертой в порошок и смоченной в воде толокушкой мелкие порезы и один глубокий – на спине. В ответ на жалобы Донаты мать недобро щурила желтые, с вертикальными зрачками, глаза.

– Еще чуть, – сквозь зубы цедила она, – и напоролась бы на острый сук, тогда не пришлось бы морщиться от боли. Лежала бы себе тихо в земле, придавленная сверху могильным камнем.

Стараясь производить меньше шуму – у матери тонкий слух – Доната перебиралась с ветки на ветку. Она пользовалась давно проторенной «дорожкой». Узкая полоска свиной – хорошей выделки – кожи, обернутая между ног и скрепленная застежкой у талии, не стесняла движений. Заметив ее полуголой, мать, безусловно, отругает. Пойди, объясни еще, что рубаха, какой бы тесной она ни была, имеет плохую привычку путаться в ветвях. Самой же не понравится, если она снова шлепнется на землю!

Выпрямившись во весь рост на толстой ветке, Доната пригляделась: тут нужно быть осторожной. Соседнюю ветку облюбовала жирная лесная змея. Охотиться она, скорее всего, не решится – рассвет не ее время, но след, который оставляла на ветке склизкая чешуя, был опасней самой змеи. Соскользнет рука, а внизу, насколько хватает глаз не ветви – веточки. Ухватишь за такую – вся надежда в руке и останется. А до земли далеко.

Змеи не было. С силой оттолкнувшись от ветви – вот он, кратковременный миг полета! – Доната легко схватилась за следующую. Раскачавшись вперед-назад, она подтянулась и лихо оседлала искривленный кленовый сук. Глубокие, с ладонь глубиной трещины манили: там могли прятаться сладкие грибные шарики. А могли и не прятаться. Вместо них можно было получить болезненный укус лесного клопа – охочего до человеческой крови.

Из дупла напротив высунула любопытную морду белка. Старая знакомая настороженно принюхалась. Доната хотела было показать ей язык, но вовремя одумалась. Непонятно в силу каких причин, но белка в ответ на фривольный жест могла поднять шум. А так некоторое время она сидела неподвижно, потом подобралась ближе к Донате, вскочила на колени, ткнулась лапами в плечо – нет ли подачки? – и мгновенье спустя была такова.

Тут бы Донате, вдоволь насмотревшейся на рассвет, и повернуть назад, к дому. Вдруг оглушительно заверещали сороки, а где-то у реки не то всхлипнула, не то захрипела полевая лиса. И любопытство уже нашептывало на ухо: вполне могло так случиться, что одинокий всадник заблудился и выехал к пустынному речному берегу. Или охотники из недалекой деревни остановились там на ночлег. Или…

Но все эти мысли уже на бегу, вернее, на лету. Еще прыжок, еще. Пальцы внезапно соскользнули с казавшейся надежной ветки и только глубокая трещина, змеившаяся по стволу, позволила ухватиться за опору. Доната подтянулась и села верхом на предательски треснувшую ветку.

У самого речного берега Доната спустилась на землю. Здесь росли густые кусты, и осторожно раздвинув колючие стебли, можно было разглядеть то, что с высоты дерева и не увидишь.

– Пусти, сука…

Доната вздрогнула. Она ошиблась с самого начала: так лисица кричать не могла. Стебли дикой ивы мешали рассмотреть происходящее. Раздвинув колючие заросли, она буквально втянулась меж двух гибких ветвей.

На песчаной отмели боролись двое. Неподалеку валялся ненужный кинжал. Тем двоим, одержимым скверным желанием, когда из двух существ в живых должен остаться только один, оружие было без надобности.

Два посторонних, два чужих человека. Право, Донату совершенно не интересовали их мелочные обиды и способ, с помощью которого они выясняли отношения. Может, приди она пораньше, на ее долю досталось бы зрелище красочней пустой возни двух потных мужиков. Кто прав, кто виноват – не все ли равно?

Тот, кто лежал внизу, оказался молодым парнем. Длинные волосы закрывали пол-лица, при каждом резком движении били по плечам, смешивались с желтым речным песком, по цвету почти от него не отличаясь. Донате удалось разглядеть плотно сжатые зубы и длинную царапину на щеке.

Щекочущее, как кожный зуд, любопытство, заставило ее совершить невозможное. Изогнувшись как змея, она скользнула по песчаной отмели, свободной от растительности, к корням ивы, надежно спрятав гибкое тело за длинными, свисающими до самой воды ветвями.

Парочка, увлеченная борьбой, по-прежнему не замечала ее присутствия. Зато отсюда Донате отлично были видны подробности. Светловолосый парень сопротивлялся отчаянно. Его рубаха представляла собой испачканные в крови лохмотья. В прорехах виднелись глубокие порезы. Тот, кто был сверху, оказался сильнее. Светловолосый попытался перевернуть его на спину, но бестолковая возня ни к чему не привела. Парень всхлипнул от боли, и Доната в тон ему поморщилась: она отчетливо представила себе, каково это, когда в свежие раны попадает песок. По всей видимости, одна рука у него была сломана.