Сергей Мусаниф - Темная сторона медали

– Сойдет и «здорово, Костя», – сказал я. – Какие ты для меня припас сюрпризы, Палыч? Ты тоже вампир?

– Нет, я орк.

– Ага, – кивнул я. – Орк. Не могу сказать, что я сильно удивлен этим заявлением, однако раньше я как-то по-другому вас представлял.

– Я замаскировался, – пояснил Палыч. – На самом деле я зеленый и в пупырышках. Жрать хочешь?

– Хм, – укоризненно хмыкнул граф.

– Извините, – поправился Палыч. – Не изволите ли откушать, лорд Кевин?

– Брось придуриваться, Палыч, – сказал я. – Я изволю кофе с сахаром и сигарету.

Граф дождался, пока я сооружу себе утренний бодрящий коктейль из коричневого порошка и кипятка, закурю сигарету, а потом подошел ко мне и протянул конверт.

– Что это? – спросил я.

– Откройте.

В конверте оказался десяток снимков, сделанных «поляроидом». Нет, граф все-таки отвратительный психолог. Стоило мне взглянуть на снимок, лежащий сверху, как чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась об пол.

На фотографии был человек, которого я всю жизнь считал своим отцом. Чуть постаревший по сравнению с тем, каким я его помнил. Семь лет прошло все-таки.

Он был мертв. У него не было правой руки, а на груди зияла огромнейшая рана. Отец лежал в луже крови. Рядом с ним лежала газета.

На следующем снимке, сделанном с более близкого расстояния, можно было рассмотреть ее название: «Московский комсомолец».

На третьем снимке можно было даже разобрать дату. Вчерашнее число.

На четвертом снимке была моя мать.

На пятый я не стал даже смотреть. Трясущимися руками засунул фотографии в конверт, обнаружил, что сигарета потухла, и долго не мог зажечь следующую.

– Все-таки ты дурак, хотя и граф, – ровным голосом произнес Палыч. – Нельзя было пацану так, без подготовки, эти фотки подсовывать. Чего ты добиваешься, а?

Высший вампир выглядел смущенным.

– Извините меня, милорд, – сказал он. – Я не мог предположить…

– Что он любит своих родителей? – уточнил Палыч. – И что для него такие фотки будут шоком? Нет, не зря вас все-таки нежитью называют.

Я наконец-то раскурил сигарету.

– Кто? – спросил я.

– Не знаю, – сказал граф. – Видите ли, милорд, я подумал, что, если представлю вам ваших приемных родителей живыми, это поможет вам окончательно поверить в то, что я говорю, и отправился к ним. По просьбе вашего отца они измелили имена и жили в другой стране, чтобы вы даже случайно не могли на них наткнуться, но у меня была возможность доставить их сюда и разрешить все ваши сомнения. Но когда я прибыл, то обнаружил их мертвыми… Тогда я добыл фотоаппарат, свежую газету, чтобы сразу было понятно, когда это произошло, и сделал данные снимки. Мне это показалось хорошей идеей. А потом я отправился за Палычем.

– И это было самое разумное из того, что ты сделал минувшей ночью, – сказал Палыч.

– А пошли вы все, – сказал я.

Но они не пошли. Напротив, остались и продолжали на меня пялиться: Палыч – сочувствующе, а граф – бесстрастно.

Тогда я сам ушел наверх.

Я, как и всякий нормальный человек, любил своих родителей. Даже если бы я знал, что на самом деле они не мои родители, а люди, которые согласились меня растить, я бы все равно их любил. И когда они погибли, я испытал настоящую боль. Несколько дней я не мог разговаривать.

Похороны организовали дядины адвокаты. Трупов не было. Мне объяснили, что самолет взорвался от удара о землю и все пассажиры сгорели. К этому моменту они уже должны были быть мертвы.

На кладбище закапывали пустые гробы. Я помню этот день. Была осень, собралось много людей, часть из которых я толком не знал, шел дождь, и это было кстати, потому что никто не мог рассмотреть моих слез.

Сейчас я тоже плакал.

Прошло семь лет, боль притупилась, я научился жить, сознавая, что мои родители умерли, и смирился с этим. И теперь вот узнаю, что на самом деле все это время они жили в другой стране и кто-то убил их этой ночью.

И боль потери вернулась, как будто никогда и не уходила.

Часа через два ко мне поднялся Палыч.

Наверное, правильно, что это был именно он, а не граф. Все-таки Палыча я знал уже давно, и, наверное, он был самым близким мне человеком на тот период жизни.

– Мне жаль, Костя, – сказал он, присаживаясь на край моей кровати.

– Мне тоже, Палыч, – сказал я. – Семь.

– Что «семь»?

– Семь трупов начиная с вчерашнего утра.

– Восемь, – сказал Палыч. – Думаю, ты должен знать. У твоих приемных родителей, когда они оставили тебя, родился ребенок. Мальчик. Ему было пять лет.