Михаил Ахманов - Другая половина мира

Тело Дженнака откинулось; теперь пальцы его были переплетены у подбородка врага, колени давили ему на крестец. Еще немного…

— Эй, балам! — раздался оклик Грхаба. — Не торопись!

Не ломай слишком быстро! Легкая смерть не для…

Он смолк и тут же метнулся вперед, вытянув посох и прикрывая собой Дженнака; потом оружие было отброшено в сторону, а сам Грхаб сделал быстрое движение руками, будто пытаясь словить мотылька. И, через долю вздоха, мотылек этот уже бился в его объятиях — алый мотылек в трепещущих легких одеждах, с серебряным обручем на голове, в накидке, что развевалась огромным пестрым крылом.

Чолла!

Дженнак вздрогнул. Чолла! Пришла! Желает взглянуть на гибель насильника? На его позорную смерть, не подобающую воину? Встать поближе, всмотреться в его меркнущие глаза, проклясть его именем Мейтассы? Выкрикнуть напоследок оскорбление?

Но нет; голос ее был спокоен и звучал, как всегда, мелодично.

— Отпусти его, наследник Удела Одисса. Он — мой!

Хватка Дженнака ослабла, и лоуранец с всхлипом втянул воздух.

— Твой? Что это значит, тари?

— Это значит, что жизнь его принадлежит мне! И жизни всех его людей, всех воинов, женщин и рабов.

— Не всех. — Дженнак отпустил Ута и поднялся. — Не всех, тари! Он нанес обиду тебе, так что взыщи с него долг как хочешь: прирежь, сбрось со скалы или прикажи утопить в море. Но его люди убили Цина Очу и двадцать воинов, лучших бойцов Очага Гнева! И этот долг за мной! И я — клянусь Одиссом, Прародителем! — взыщу за их кровь! Сам!

— Хайя! — одобрительно рявкнули одиссарцы. Их копья отливали серебром, и глядели они на лоуранцев так, как смотрит волк на кролика. Чолла будто бы заколебалась; взгляд ее застыл на лице Ута, корчившегося в траве, и Дженнак подумал, что сейчас, по женской слабости, она велит прикончить его быстро и без мучений. Что касается иберских воинов, стоявших одной ногой на пороге Великой Пустоты, то они взирали на Чоллу с благоговением и какой-то странной надеждой, будто она и вправду была посланцем Мирзах и могла даровать или отнять у них жизнь.

— Люди Ута принадлежат мне, — повторила Чолла, покусывая пухлую нижнюю губу. — И Цина Очу был моим человеком. В том сражении, когда меня пленили, погибла сотня воинов из Лоурана… Достаточная плата за одиссарскую кровь? Как ты считаешь, мой вождь?

Она хочет спасти их, промелькнуло у Дженнака в голове; спасти Ута и его людей. Но почему? Явить милосердие? Это выглядело странным; Чолла была расчетлива, высокомерна и не отличалась добротой. Разумеется, она чтила Шестерых, а более всех — Арсолана, но Шестеро не призывали прощать врагов. В Книге Повседневного сказано: пощади врага, если уверен, что он станет твоим другом; а не уверен — убей! Впрочем, вряд ли Ут и его дикое племя успели стать друзьями Чоллы Чантар, Дочери Солнца; подданными — другое дело! Но мысль сия показалась Дженнаку нелепой. Земли и люди нуждаются в правителе, а кто сумел бы править этим варварским народом с другого берега Бескрайних Вод?

— Так что же, вождь? Ты отдаешь их мне? — спросила Чолла, и он вдруг понял, что вопросы эти заданы на иберском. Речь ее звучала чисто и без акцента; видимо, практика оказалась основательной.

Он ответил тоже на иберском:

— Цина Очу в самом деле был твоим человеком, но находился он под моей защитой. Он был мудрым жрецом, он возносил Песнопения, и жизнь его дорого стоит. Так что погибшие — та сотня, о которой ты упомянула, — будут выкупом за кровь Цина Очу. А за своих людей я возьму

иную цену. Я не стану убивать всех и жечь хольт, но двадцать лучших бойцов Ута скрестят оружие с двадцатью моими воинами. Остальные пусть смотрят! И складывают погребальные костры! — Дженнак выпрямился и властно вскинул голову. — Хайя! Я сказал!

Чолла кивнула с надменным равнодушием.

— Пусть будет так, и пусть помогут им боги. Но нам, мой господин, нужно поговорить. Когда и где?

— Где? — переспросил Дженнак, принимая от Грхаба свою тунику. — Разве ты не пойдешь сейчас в свой хоган, тари? На корабль?

Девушка задумчиво взглянула на Ута; тот уже отдышался, сел и теперь с мрачным видом следил за беседой.

— Нет, — сказала она, — еще нет. У меня есть чем заняться на берегу.

Они встретились вечером, когда отпылали погребальные костры иберов, когда пики западных гор пронзили солнечный диск и на небе зажглись первые звезды. У подножия холма был разбит шатер на двенадцати шестах, крытый бычьими кожами; землю под ним застелили циновками из тростника, на них бросили плетенные из перьев ковры, поставили треножники со свечами. Дженнак, по одиссарскому обычаю, устроился на пятках, подложив под колени жесткие подушки; для Чоллы принесли с корабля, из ее хогана, сиденье.