Михаил Ахманов - Другая половина мира

Галька под ногами одиссарцев сменилась травой, топот ног стал глуше, зато добавился новый звук: на кораблях ударили в барабаны. Они гремели, как глас Коатля, повторяя снова и снова своим оглушительным речитативом: «Победа! Победа! Победа!»

И, словно желая ответить на этот сладкий сердцу воина призыв, клинок Саона сверкнул на солнце. «Айят! — выдохнули одиссарцы. — Айят! Ай-ят!»

Враг был близко, и они уже чувствовали запах его крови.

До лоуранцев оставалось три десятка шагов, когда они снова подались назад, тесня женщин, расступились и повернули щиты оборотной стороной. Теперь перед Дженнаком, бежавшим во главе атакующей колонны, стоял лишь один человек: широкоплечий гигант, голый по пояс, с рельефно выступающими мышцами сильных рук, с боевым топором на плече. Волосы его были не рыжими, а золотистыми и заплетенными в две тугие косы; лицо, безбородое и безусое, с правильными чеканными чертами, портила лишь волчья усмешка, презрительный оскал уверенного в себе воина. Но он был не простым воином, а вождем; холодный блеск синих глаз выдавал привычку к власти, осанка казалась гордой, рукоять огромной секиры украшали серебряные кольца. Кроме этого оружия у него имелся лишь кинжал в ножнах на широком поясе, а из одежды — кожаный набедренник да странная обувь, плетенная из ремней.

— Стой, чужак! — Гигант вытянул руку с раскрытой ладонью, и этот мирный жест будто отрезвил Дженнака. Он сбавил шаг, и Летящее Копье сразу замедлило движение; теперь оно не летело, а надвигалось на вождя лоуранцев, словно выискивая, куда ударить — в горло, в грудь или в пах. Но златовласый воин стоял вросшим в землю валуном, по-прежнему делая знак мира.

Наконец он опустил руку и произнес:

— Я — Ут! Ут, лоуранский владетель! Ут, князь Лоурана!

— Догадываюсь об этом, — буркнул Дженнак, чуть повернув голову. Воины его стояли в плотном строю, опустив копья и почти упираясь ими в перевернутые вражеские щиты. Глаза одиссарцев угрюмо сверкали в шлемных прорезях: один жест, одно слово накома — и сотни тел рухнут в траву. Не защитят рыжебородых доспехи из конских копыт, не справится с острой сталью мягкая медь… Одно слово!

Довольный тем, что увидел, Дженнак коснулся рукояти меча.

— Ну, и чего же ты хочешь, Ут, лоуранский владетель? Ты сдаешься? Просишь у меня милости?

Волчий оскал лоуранца сделался еще шире.

— Я не прошу милости у Одона, не прошу у Зеана и огненосной Мирзах… Ни у кого! И у тебя тоже, пришелец! Ут из Лоурана ни у кого не просит милости! Я лишь хотел поговорить с тобой.

— Говори! — велел Дженнак.

— Не решить ли наш спор поединком? Моя женщина, — он подчеркнул это «моя женщина», и пальцы Дженнака сильней стиснули рукоять, — моя женщина говорила, что так принято между благородными мужами в твоей земле, да и в наших краях тоже. Ты поклянешься, что люди твои уберутся от моего хольта, а потом… потом я убью тебя! Согласен?

— Ты срезал шерсть с лица ножом, — произнес Дженнак, не отвечая на вопрос. — Почему?

Ут ухмыльнулся:

— Моей женщине не нравятся борода и усы. Да и мне приятней, когда ее пальцы щекочут мою шею! Отчего же нам не доставить друг другу удовольствие?

Его усмешка сделалась откровенно издевательской.

— Я твою шею щекотать не стану, — Дженнак снял шлем и расстегнул завязки панциря. — Я сломаю твой хребет, проклятый Мейтассой. Сделаю, как обещал.

Грхаб, одобрительно кивнув, принял его вооружение — шлем, наплечник, доспехи, браслеты и один из мечей. Саон описал клинком круг над головой — знак осторожности; копья воинов были по-прежнему опущены, щиты сдвинуты, и ни один боец не нарушил строя. Кейтабцы и люди Умбера приблизились, громко переговариваясь и звеня оружием; их жадные взоры перебегали с Дженнака на Ута, на его войско с перевернутыми щитами и на столпившихся позади женщин. Вероятно, каждый уже приглядел, кому он пустит кровь и кого завалит в мягкую траву, когда с лоуранцами будет покончено. Но люди Ута приободрились; видно, рассчитывали, что их вождь победит.

Дженнак стянул кожаную тунику и бросил ее на землю. Он казался чуть ниже Ута — быть может, на палец или два, — но мышцы гибкими змеями перекатывались под его золотисто-смуглой кожей.

Усмешка Ута погасла, и он сказал:

— Ты выглядишь как человек… как обычный человек, клянусь Одоном! А моя женщина говорила, что в море ты сражался с демонами и победил их. Это правда?

— Твоя женщина слишком разговорчива, — Дженнак крутанул кистью, и меч его раскрылся серебристым веером. Глаза Ута вспыхнули; как зачарованный, он не мог отвести взгляда от волшебного оружия.