Михаил Ахманов - Другая половина мира

Рекс, владетель Магона, с грозным соседом старался дружить, ибо тот, разгневавшись, смахнул бы его хольт со скалы одним пинком. Вот и случилось так, что пригласил он Ута к себе на пир и торжество, сообщив, что сладкогласая жрица Мирзах удостоит вскоре Магон своим посещением. Лоуранский вождь слышал, разумеется, и о пришельцах из Страны Заката, и об их чудесных кораблях, бросавших с палуб огненные стрелы, и о волшебном оружии, будто бы откованном из серебра, но рассекающем медный клинок с единого удара, о воинских одеждах, кожаных и костяных, но непроницаемых для стрелы и копья. Слышал он также о зеленоглазой юной женщине с волосами, как небо ночью, о деве дивной красоты, чей голос чаровал богов, а людей — и свободных воинов, и рабского сословия — просто повергал ниц. Слышал-то слышал, но когда увидел…

Эп’Соро, тидам «Арсолана», не собирался задерживаться в Магоне: сгрузил тюки тканей, чаши из раковин и цветного стекла, нагрудные украшения из перьев попугая, корзину с сотней стальных ножей, затем принял на борт серебро в слитках и начал готовиться к отплытию. Он торопился; над морем уже свистали ветры, предвестники парили над самой водой, чуть ли не касаясь пенных гребешков, и все иные признаки говорили о том, что вскоре наступит сезон штормов и бурь, когда плавать у чужого берега весьма опасно. Но Чолла возвращаться не захотела, ибо в Магоне ей понравилось, а внимание двух вождей сразу, Рекса и Ута, льстило — пусть они были волосатыми варварами, зато глядели на нее как на саму богиню Мирзах. Особенно Ут; он буквально пожирал ее пламенными взглядами.

В результате Эп’Соро отплыл без светлорожденной госпожи, а она, прогостив в Магоне до середины месяца Дождя, отправилась в Уриес сухим путем, на лошадях, сопровождаемая Цина Очу, двадцатью одиссарцами и полусотней воинов и рабов Рекса, коим полагалось вести караван среди живописных гор и заботиться об удобствах. Не прошло, однако, и дня, как в одном из глухих ущелий путники наскочили на засаду — две сотни лоуранских воинов поджидали их, затаившись среди камней. Рабы Рекса разбежались, бойцы его и шесть одиссарцев, не надевших шлемы, пали от стрел, а остальные приняли честную смерть: бились за светлую госпожу, как разъяренные ягуары, защищали ее мечами, секирами и собственными телами, пока каждый не был задавлен грудой врагов, живых и мертвых, и не принял погибель от копья или медного кинжала. И хоть пал в той сече Итарра, хоть придушили в ней безоружного Цина Очу, хоть не смогли одиссарцы отбить и охранить светлорожденную, день тот День Волка месяца Дождя — стал днем их славы. Говорили рабы Рекса, следившие за битвой со скал, что Ут Лоуранский вцепился в бороду, подсчитывая свои потери, ибо четырнадцать одиссарцев положили сотню лучших его людей. Потом он опомнился, набросил на деву солнца шерстяной плащ и посадил ее на огненно-рыжего жеребца. Чоар, по словам рабов, не сопротивлялась; только лицо у нее было холодным и застывшим, как льды на горных вершинах.

Когда весть о случившемся дошла до Уриеса, Умбер, владетель его, разгневался, О’Каймор и островитяне тоже пришли в ярость, а одиссарцы, более выдержанные, омрачились лицом и начали точить оружие. Дженнак два всплеска просидел в одиночестве, в своем хогане, сжимая виски руками: тревожился он о Чолле и горевал об Итарре, о Цина Очу и воинах своих, что отправились в Чак Мооль хоть и по радужному мосту, но до срока. Потом пришли к нему О’Каймор, Саон, Чоч-Сидри и Грхаб, и первый из них произнес:

— Говорил ты часто, светлый господин, что Одисс помогает тем, кто не ленится шевелить мозгами. Так пошевели! И нечего предаваться печалям, как черепаха, у которой похитили последнее яйцо!

Саон же сказал:

— Тень твоя длинна, милостивый, и нельзя, чтобы люди наши видели, что она укоротилась. Воины ждут твоих приказов!

Чоч-Сидри напомнил слова из Книги Повседневного:

— Все на свете имеет свою цену: за плащ из шерсти платят серебром, за полные житницы — потом, за любовь — любовью, за мудрость — страданием, за жизнь — смертью. То, что мы узнали об этих землях, также должно быть оплачено. Считай, мой господин, что ты заплатил судьбе жизнями наших воинов.

Что касается Грхаба, то он мудрых изречений не приводил, а сказал кратко:

— Переломи хребет ублюдку, балам.

И Дженнак, сообразив, что учитель говорит про Ута Лоуранского, поднялся, сотворил священный жест и ответил. Ответил так:

— Недолго проживет волк, заглянувший в глаза ягуару.