Дарья Иволгина: Степная дорога

– Если ты родом из Саккарема, Салих, то не лучше ли для тебя будет отправиться прямо к твоей матери? – спросил Соллий, решив отринуть все недостойные подозрения и говорить с хмурым этим человеком спокойно, дружески – так, как советовал брат Гервасий.

Однако не так-то просто это оказалось. Салих упорно отвергал протянутую руку.

– Лучше уж сразу убей меня, господин мой и брат Соллий, – проговорил он. – А родичей моих, коли встречу, то самолично жизни лишу…

И покривил тонкие, обметанные лихорадкой губы.

– Как так? – Соллий глянул прямо саккаремцу в глаза и словно волной жара на него плеснуло, такой лютой ненавистью пылали они.

Захлебнувшись горьким воспоминанием, Салих почти сразу утерял осмотрительность.

– А ты сам посуди, господин мой брат Соллий! – Обращение прозвучало почти издевкой. – С десяти лет ем чужой хлеб – тверже камня он. Пью горькую воду – такая вода лишь сушит горло, а жажды не утоляет вовсе… А последнему хозяину и вовсе я не угодил, гляди ты! Он, собачий хвост, продал меня на рудник. Одна только Праматерь Слез и ведает, как я эти полтора года прожил, – да Ей ведь и молиться-то бесполезно…

Соллий так и вздрогнул. Наихудшие подозрения его оправдались. "Праматерью Слез" кое-где, в том числе и в Саккареме, называли древнюю Богиню, прародительницу всего живого. Говорили, будто некогда была она Небесной Девой и медленно ехала по небу в телеге, запряженной сивой коровой, направляясь к горизонту. А по земле несся на белом жеребце юный Герой. Там, где сходятся край неба и край земли, сошлись и эти двое, и народились от них сыновья и дочери. Но прежде сыновей, прежде дочерей появились на свете слезы – их пролила Небесная Дева, утратив невинность и вместе с невинностью навсегда потеряв дорогу обратно, на небо…

Редкий человек поминал теперь Прародительницу Слез. Разве что рабы помнили о Ней – порой только одно им и оставалось, что уповать на Ее милосердие…

– Да, – медленно проговорил Соллий, – стало быть, я не ошибся, Салих. Ты обманул брата Гервасия, не так ли? Ты все вызнал: и как Ученики приветствуют друг друга, и как они чтут Близнецов, и почему Они едины, хотя Их – двое! Нетрудно же было тебе обмануть брата Гервасия, да будет благословение Божественных Близнецов его доброму, доверчивому сердцу! Да уж, что тебе стоило произнести "святы Близнецы, чтимые в трех мирах"? Да есть ли для тебя хоть что-то по-настоящему святое!

Салих вскинул глаза. Теперь в них горели безрассудство и отчаяние.

– Да! – вырвалось у него. – Слова дешевы, господин мой! Нет у меня веры в Богов! И ваших Близнецов, из которых один почему-то старше, а другой – младше, я почитаю не больше, чем кого-либо другого! Боги оставили меня. Они всегда оставались слепы и глухи, сколько бы я Их не звал. Не знаю, за что Они от меня отвернулись, но с того самого дня, когда мой отец… – Он замолчал, потому что внезапно у него перехватило горло.

– Мне все равно, – сказал после долгого молчания Салих. – Ни от кого не ждал пощады и у тебя просить не стану. Думал вырваться из Самоцветных Гор… любой ценой. Ложь, если подумать, – невеликая плата за свободу. Если, господин, ты, конечно, дашь мне после этого свободу.

– Любой ценой, – повторил Соллий, чувствуя, как немеют у него от гнева губы. – Да знаешь ли ты, богохульник, какова эта цена! Ведь мы могли спасти не тебя, безбожника, а истинно верующего, нашего подлинного, не притворного брата! Человека, который искренне и от души служил бы Близнецам и учился у Них свету! А ты своим грязным обманом вынудил нас потратить на тебя то, что было собрано с таким трудом, ценой таких лишений!

– Ну-ну, – молвил Салих с кривой улыбкой. – Давай, святоша, поплачь. Пожалей о добром деле. Спас безбожника и богохульника, ублюдка, проданного родным отцом. А сколько новых рабов смогут купить на ваши деньги смотрители рудника?

– Нисколько, – хмуро отозвался Соллий. – Мы платили им не деньгами.

– Наркотики, – сразу догадался Соллий. – Ай да Ученики! Ай да целители человеческих душ! Сердобольные ханжи…

Он отвернулся. И без того сказано было уже слишком много.

Брат Гервасий был наставником Соллия. Оба считали себя Учениками Младшего из Божественных Братьев – того, кто милует ослушников, целит увечных, жалеет черствых, возвращает самоуважение падшим. Но глядя на молодого своего сотоварища, все чаще и чаще задумывался брат Гервасий: а не ошибся ли Соллий в призвании? Не лучше ли ему, пока не наворотил бед, взять иной послуг и обратиться душою к Старшему, искореняющему Зло мечом и словом?