Элеонор Бирке: Школа мечтателей

Однако и в Воллдриме время от времени встречаются неграмотные ребятишки: просто они не знают о возможности обучения или же овладели ленью в совершенстве. Харма трудно назвать ленивым. Он много работал по дому, помогая матери решать насущные проблемы. Мальчишка не слышал о школе, об этом у них не говорили, у Дриммернов вообще мало разговаривали.

Когда наступил первый учебный день и все шестилетки, а также их старшие братья и сестры, отправились на торжественное открытие нового учебного сезона, Харм сидел на крыльце своего накренившегося дома и ковырял палкой землю. Его ровесники и дети постарше шагали за забором. Многие давно не виделись, поэтому радостно приветствовали друг друга объятиями или рукопожатием. Красиво разодетые ребята бурно обсуждали предстоящие события, а первогодок ждал особый прием!

Поведение и манеры учеников подсказывали, какой блок школы им наиболее интересен. Интеллектуалы спорили о задачах и гипотезах науки новейшего времени. Атлетически сложенные воспитанники громогласно вспоминали победы и немного тише поражения в спортивных состязаниях. Художники, в полете собственных фантазий, проплывали мимо, излучающие вдохновение или же нервно топали прочь, встревоженные его отсутствием. Ученики из корпуса мировых языков бормотали что-то невнятное. Окружающие их не понимали, и это доставляло мнимым иностранцам неописуемое удовольствие. Учащиеся «Купола природы», как одуванчики порхали, очарованные богатством окружающего растительного мира. А небольшое сборище мальчишек обсуждало поведение лягушки, пойманной три дня назад. Девчонки, рыдая, просили ее немедленно отпустить, однако большая часть мальчишек настаивала на продолжении исследований пищевых пристрастий квакушки.

Вся эта кутерьма, шумя и неистово радуясь, словно телега, увешанная колокольчиками, клаксонами и еще невесть чем, продвигалась по ухабистой дороге не задевая безразличия Харма. Иногда он поднимал голову и наблюдал за шествием, но разумом понимал: все это не для него. Он опускал глаза и сверлил взглядом землю, да так усердно, словно пытаясь зарыться от праздника глубоко, прочь от любопытных глаз. Ему хотелось спрятаться, влезть в глубокую нору, засесть там и забыться, ведь думая можно привлечь беду.

Детвора двигалась за воротами, поток шума не иссякал, но из общей массы вдруг выделился один еле слышный голосок. Харм уловил сначала далекий, чуть касающийся слуха звонкий смех. Мурашки пробежали по телу и Харм застыл, околдованный. Он забыл о своей пустоте и прислушался. И вот опять — этот смех чуть ближе и теперь более яркий! Харм вскочил и ощутил слабое головокружение. Его душа как скомканный листок бумаги, съежившаяся в самом глубоком уголке его существа, вдруг расправилась и, зашелестела, нашептывая воодушевление. Он почувствовал не уныние, а нечто хорошее, почти священное. Харм мотнул головой не понимая своих ощущений и навострил слух:

— Кто это? Где это?

Но больше он не слышал этот короткий зов, веющий теплотой. Мелодия сотен голосов играла в уличной неразберихе, в ней выделилась единственная нота, тронувшая Харма, но затем закружилась в водовороте детского гомона и утонула в нем.

Харм стоял не шевелясь. Он не мог уловить волшебный смех, как ни старался. Отчаяние застелило его глаза, и он заплакал. Харм отвернулся и попытался внушить себе безмятежность, но голоса детей мешали уйти в себя:

— Я должен отключить мысли… Плохое сбывается…

Харм не хотел никому причинить вреда. Он старался ни на ком не сосредотачиваться. Но этот голос. Зачем он прислушался? Харм клял себя за беспечность и вытирал рукавом глаза, но вдруг: что это? Во дворе, в месиве очистков и грязи, в импровизированной компостной куче, на небольшом возвышении возникло чудо: маленький, голубенький, такой хрупкий, одиноко трепещущийся на ветру цветочек явился изниоткуда прямо перед Хармом. В голове стукнуло: «Незабудка!»

— Что? Какая незабудка?

Харм неуверенно подошел и наклонился над крохотным стебельком. Он коротко улыбнулся, но через секунду, стиснув зубы, резко рванул цветок из земли и запихнул в свой карман. Не раздумывая, Харм выбежал на дорогу. Ветхая, вся в дырах, одежда отпугнула детей. Ученики, сплошь нарядные, сразу шарахнулись от него в стороны. Кто-то сморщился, другие рассмеялись нелепому виду незнакомого оборванца. Харм не понимал, что насмешки это его заслуга, он слушал. Понемногу детвора, потеряв к нему всяческий интерес, продолжила свой путь. Подумаешь, чудак какой-то… Харм же выглядывал, прислушивался, но все было бестолку. Тогда он решил: «Будь что будет», — и, отдаваясь толпе и ее течению, направился туда, куда гурьбой шли дети.