Владимир Ленский - Проклятие сумерек

Мальчик согласно кивнул. И вернулся к своему первому вопросу:

– Как же вы сюда попали? Я по наивности считал, что наш сад надежно отгорожен от внешнего мира.

– Так и есть, – успокоил его Ренье. – Имеется одна-единственная лазейка. О ней никто не знает. Даже я о ней забыл. Видимо, вспомнил бессознательно, исключительно вследствие экзальтированного состояния. – Он широко зевнул. – Много лет назад эту лазейку отыскала одна моя хорошая приятельница. Она обладала забавным свойством – проходила там, где не было прохода. Попросту не замечала препятствий… и оказывалась там, где ей быть, собственно, не следовало. Вот так мы с ней и познакомились.

Гайфье посматривал на рассказчика искоса. Он видел, что тот недоговаривает. Пытается представить нечто важное как нечто малосущественное.

И продолжил расспросы:

– Как ее звали?

– Не помню, – тотчас ответил Ренье.

Этот быстрый ответ окончательно убедил мальчика в том, что его новый знакомец смущен. Скорее всего, Ренье проговорился потому, что был спросонок – да еще в «экзальтированном состоянии» – и теперь не знает, как выпутаться.

– Простая девушка. Белошвейка, – продолжал Ренье, отводя взгляд. – Очень хорошенькая. Вечно попадала в дурацкие истории, так что мне приходилось ее вытаскивать из бед.

– Она была вашей любовницей? – настаивал мальчик.

– Ну, зачем же сразу – «любовницей»? – возразил Ренье. – Вовсе нет. Я всегда умел дружить с женщинами. Просто дружить, без всяких задних мыслей, уж вы мне поверьте. Я умею это сейчас, умел и тогда, когда был моложе и значительно привлекательнее.

Гайфье долго молчал, созерцая просыпающийся сад, а потом выговорил, сам не зная почему:

– Эйле.

Сидящий рядом человек вздрогнул.

– Что с вами? – удивился мальчик.

– Ничего.

– Но вы вздрогнули.

– Вам показалось, – упрямо сказал Ренье.

Гайфье вскочил.

– Послушайте, я прикажу стражникам схватить вас и выпроводить вон с позором. А я еще вдобавок скажу, что подозреваю вас в чем-нибудь дурном. Вроде покушения на мою жизнь.

– А, – протянул Ренье, разваливаясь в траве. – Ну и зовите своих стражников, пожалуйста. Мне все равно.

– Вы знали Эйле, – сказал Гайфье.

– Может, и знал, – сдался тот.

– Какая она была?

– Мы вступаем на опасный путь, – предупредил Ренье.

– Какой путь?

– Путь правды. Есть вещи, которым лучше оставаться скрытыми. Знаете, как собака, которую предпочтительней держать на цепи. Сорвется – заест насмерть всех, до кого доберется, начиная с хозяев.

– Я согласен, – объявил Гайфье. – Пусть меня заест эта псина.

– Нет, – сказал Ренье.

– Эйле была моей матерью, – обронил мальчик.

И с удовольствием увидел, как Ренье вцепился себе в волосы и простонал:

– Это я успел наболтать? Во сне? Или спросонок, сдуру?

– Нет, – успокоил его мальчик. – Это сказала вчера моя нянька, Горэм. Со злости. Чтобы досадить Эскиве.

– И где теперь старая карга? – скрипнул зубами Ренье.

– На что вам она?

– Свернуть ее морщинистую шею.

– Эскива выгнала ее.

– Да здравствует королева! – сказал Ренье. И, помолчав, спросил почти сердито: – Что вы хотите узнать об Эйле?

– Какой она была?

– Я ведь только что говорил. Очень хорошенькая. Ходила сквозь стены, попадала в неприятности. А потом, когда в нелепой уличной драке вашего отца хотели ударить ножом, закрыла его собой – и умерла вместо него. Вот и вся ее коротенькая история. Талиессин очень любил ее.

– А Уиду? – спросил мальчик немного ревниво.

– Уида – это страсть. Эйле – нежность. Любовь земная и небесная…

– Как в проклятии сумерек, – пробормотал Гайфье. – Луна, что светит эльфам, и луна, что светит людям.

Последнюю фразу его новый знакомец не понял, но уточнять и переспрашивать не стал.

– Вы не могли бы мне помочь? Мне нужно хотя бы отчасти привести себя в порядок, – вместо этого попросил он. – В конце концов, вы меня нашли, разбудили и, угрожая расправой, заставили отвечать на вопросы. Вы должны ощущать ответственность за мою судьбу.

Гайфье сказал:

– Давайте уточним события. Вчера вы напились, как свинья, а сюда забрались в бессознательном состоянии, чтобы отоспаться… Да?

– Да, – признался Ренье.

– Понятно. – Мальчик фыркнул. – Я утащу для вас кувшин вина с кухни. После этого – уходите.

– Да здравствует брат королевы, – сказал Ренье, снова растягиваясь на траве под кустом.

Увольнение госпожи Горэм изменило жизнь царственных детей больше, чем они могли предполагать. Эскива чувствовала себя так, словно освободилась от тяжелого груза. Никто больше не пытался раздавить ее тайным осуждением, никто не следил за каждым ее шагом недоброжелательным взором. Девочка-королева не ходила, а как будто летала по залам дворца и по роскошному саду.