Джонатан Страуд - Глаз голема

– Ну чего ты пихаешься, чего пихаешься?

– Поосторожней с когтями, ты, придурок!

– А ты подвинься. Я ж тебе говорю, у меня вся задница наружу торчит! Еще увидят, чего доброго.

– Ну, это само по себе могло бы принести нам победу.

– Кончай крыльями размахивать! Едва глаз мне не вышиб!

– А ты превратись во что-нибудь поменьше. Как насчет глиста, например?

– Если ты еще раз ткнешь меня локтем!..

– А я чё, виноват, что ли! Это Бартимеус нас сюда поставил. Этот надутый…

Ну, короче, вот такой образец плачевной расхлябанности и бестолковщины. Думаю, целиком это пересказывать совершенно незачем. Коршуноглавый воитель сложил свои могучие крыла, выступил вперед и привлек внимание часовых, ловко отвесив им крепкую затрещину, одну на всех. [4]

– И это называется часовые? – прогремел я. Я был не в настроении устраивать тут долгое разбирательство: полгода непрерывной службы изрядно источили мою сущность. – Прячетесь за Щитом, ссоритесь, как торговки на базаре… Я вам что велел? Бдеть!

Часовые что-то жалко бубнили в свое оправдание, переминались с ноги на ногу и смотрели в пол. Наконец лягушонок несмело поднял лапку.

– Извините, мистер Бартимеус, сэр, – сказал он, – но что толку в нашем бдении? Британцы-то повсюду: и на небе, и на земле. Мы слыхали, что у них там целая когорта афритов – это правда?

Я устремил свой клюв к горизонту и сузил глаза.

– Быть может. Лягушонок застонал:

– А у нас-то ни единого не осталось, верно ведь? С тех пор, как Феб накрылся медным тазом. А еще у них есть мариды – и не один, если верить слухам. А у предводителя еще и этот посох – страсть какой мощный. Говорят, он им и Париж, и Кельн разнес по пути сюда. Это тоже правда?

Ветерок слегка шевелил перышки у меня на голове.

– Быть может.

Лягушонок ахнул.

– Но ведь это же просто ужас, верно? Нам теперь просто не на что надеяться. С самого обеда прибывают все новые и новые отряды духов, а это может означать только одно. Сегодня ночью они пойдут в атаку. И к утру мы все будем покойниками.

Мда-а, ничего не скажешь, хорошенький боевой дух будет у нашего войска от таких разговорчиков! [5]Я положил руку на его склизкое, бородавчатое плечо:

– Послушай, сынок… Как тебя звать?

– Наббин, сэр.

– Наббин. Так вот, Наббин: не стоит верить всему, что тебе говорят. Да, конечно, британская армия сильна. Более того: редко случалось мне видеть воинство сильнее этого. Но пусть так. Пусть у них есть мариды, целые легионы афритов и целые бочки хорл. Пусть все это обрушится на нас сегодня ночью, прямо здесь, у Страховых ворот. Ну что ж, пусть явятся! У нас еще есть в запасе нечто такое, от чего им придется убраться несолоно хлебавши.

– Например, сэр?

– У нас есть такое, от чего все эти африты и мариды кувырком попадают с неба. Тайные приемы, которым мы научились в огне десятков битв. Приемы, которые сулят одну сладостную возможность: выжить!

Лягушонок уставился на меня своими выпученными глазами.

– Это мой первый бой, сэр…

Я небрежно махнул рукой:

– В любом случае, императорские джинны говорят, что его волшебники над чем-то там трудятся. Последняя линия обороны. Какой-нибудь сумасшедший план, как пить дать. – Я похлопал его по плечу, как это принято у мужчин. – Ну что, сынок, полегчало тебе?

– Никак нет, сэр. Только хуже стало.

Ну, в общем, справедливо. Что поделаешь, не спец я по части таких задушевных бесед!

– Ладно! – проворчал я. – Вот вам мой совет: уворачивайтесь пошустрее и, где возможно, удирайте. Если повезет, ваших хозяев убьют раньше, чем вас. По крайней мере, сам я рассчитываю именно на это.

Надеюсь, они сумели извлечь пользу из моей воодушевляющей речи. Потому что именно в этот момент британцы пошли в атаку. По всем семи планам раскатилось далекое эхо. Мы все ощутили его: это был властный приказ, звучащий на одной мощной ноте. Я резко развернулся, вглядываясь во тьму, и пятеро часовых, один за другим, тоже высунули головы из-за зубцов.

Внизу, на равнинах, могучая армия пришла в движение.

Во главе войск, несомые внезапным порывом яростного ветра, мчались джинны в алых и белых доспехах, вооруженные тонкими пиками с серебряными наконечниками. Крылья их гудели, и башня содрогалась от их воплей. А по земле двигались призрачные полчища: хорлы со своими костяными трезубцами. Они обшаривали все дома и хижины, построенные снаружи городских стен, ища добычи. [6]Вокруг них порхали смутные тени – гули и мороки, призраки холода и несчастья, нематериальные на любом из планов. А вслед за ними, вереща и щелкая челюстями, подобно пыльной буре или гигантскому пчелиному рою, взмыли в небо тысячи бесов и фолиотов. И все они – а также многие иные – устремились к Страховым воротам.