Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Третий лишний (СИ)

И в терем повела.

...а той же ночью Беруся вновь пришла. Босая, волосы распустила, в рубахе белой, широкой, в которой живот ее виден был явно.

- Пустишь?

- Забирайся, - Красава подвинулась, радуясь, что супруг ныне в отъезде, а то б неудобственно вышло. - Тебе принесть чего?

У дверей холопка спала, странно, что не проснулася, когда Беруся вошла в покои хозяйские.

- Не ругай, - Беруся ступала по половице осторожно, будто не пол под ней дубовый, но ледок первый, коварный. - Она до утра не проснется... тошно мне, Красавушка.

В постель залезла, за руку уцепилась, сдавила так, что больно стало.

- Если бы ты знала, до чего тошно... каждый день, как последний... батюшка... сам не думал, что так получится. Власти хотел. Силы... а не со всякой силой управится можно.

Она уткнулась в пухлое Красавино плечо. И та погладила сестрицу, покачала головой. Надо же, довели... Беруся-то завсегда спокойною была, а чтоб плакала, так такого вовсе не случалось. Ныне же она дрожала меленько, и слезы летели по белым щекам.

- Добрая ты, Красава... только глупая...

- С чего?

- С того, что столько жить, все видеть, все слышать, а ничего не понять, - пахло от Беруси ныне не хлебом и не пряниками - стужею взаправдошнею зимней. - Я даже завидую... у тебя все просто... по заветам... все еще молишься по пять раз на дню?

- Как получается, - уклончиво ответила Красава.

За нынешним-то хозяйством молиться некогда, да и тяжко ей на коленях стоять. Спину ломит. Голова кружится. Ноги к ночи опухают так, что чулки рвутся.

Но дед бы не одобрил.

Сказал бы, что кто ищет, тот способа находит. А Красава просто ленится.

- Молишься... и за меня, надеюсь? Ох, Савушка, я такого натворила... и не я, если подумать... и я тоже... заблудилась совсем... помнишь, нас отец в терем царский возил? Туда все своих дочек возили... царица-то померла... Божиня упокой душу ее смиренную. И царь холост. Многим охота была породниться. А если и не родниться, то... царь до женщин зело охоч.

- Что ты такое...

- Что знаю, то и говорю... согреет дочка постель царскую, а он за это из казны пожалует... казна-то велика... бездонна, почитай, - она отстранилась и слезы ладонями отерла. - Им всем думается, сколько ни черпай, а не оскудеет... а что казны этой... уже давно должны и тому, и этому... а он не думал... как жена померла, пошел... мол, сам на этом свете не задержится, а что после него будет, так какая разница? Хоть пожар, хоть потоп. Отец... привыкла я его отцом звать, хотя... тоже сволочь... спас он меня... как же... жена просила. Ее он любит. Мог бы ведь взять вторую. И третью. Дед бы позволил. Дед ему сам предлагал, мол, если одна пустоцветна, то другая детей принесет. А он ни в какую... завидую.

Голос Беруси был тих и глух.

Страшен.

А Красава слушала, гладила сестрицыны волосы мягкие.

Стужа?

И еще болото. Погост старый, на который их, малолетних, не пускали. Нечего там делать. А они все одно бегали, потому как любопытственно было на древние могилки глянуть, из которых вечером будто бы поднималась княжна проклятая да бродила, искала, кому бы о кладе рассказать...

- И когда она попросила за сестрицу... не отказал. Ее пожалел? Или про твою матушку вспомнил? Не знаю. Главное, что не утопили меня с матерью... как щенка... и в лес не вынесли. Хотя порой... лучше бы сдохла.

- О чем ты...

- О правде... может, он нас и любил, только деньги любил больше, иначе бы... помнишь погост? Помнишь... а она существует.

Красава только охнула. Да, ходили они на погост, но так и не посмели ступить на белую, будто коркою соли покрытую, землю. Простояли, поглядели, как клонится солнце к земле, как озаряет кривые березы алым светом.

И ушли.

- Я тогда вернулась, - Берусины глаза высохли. - Дождалась, когда ты заснешь... я... я уже умела делать так, чтобы люди засыпали... дед приходил. Ты, наверное, не помнишь... он... он понял... только он и понял, в чем дело... я... назвал меня проклятым ребенком... и потребовал, чтобы отец привел к камням. Я тогда еще считала его отцом... он отказывался, но затем... я поняла, что согласится. Не захочет ссориться с дедом. И отдаст меня. А у камней... камни бы показали, что сила проснулась. Дальше знаешь, что было бы? Меня бы запечатали. По закону. По обычаю. А я... я не хотела. Я знала откуда-то, что это - мука смертная, если не сама смерть. И решила... решила бежать. Только как? И куда? Тогда и подумалось, что с кладом бежать проще будет... с золотом... из леса выйду и заплачу, чтобы дом мне поставили. Заживу сама себе хозяйкой.

Больно было слушать этакое.