Тимофей Печёрин - Замок одержимого

Ходячие трупы вспыхивали и падали. Но бреши в их рядах почти сразу зарастали — мертвяков было слишком много. Чтобы остановить их на подступах к деревне, нечего было и думать. Сил не хватало.

Наконец, луки сделались бесполезны: достигнув земляного вала, первые ряды мертвяков медленно и неуклюже потащились по склону вверх. Еще часть мертвяков потекла в сторону перегороженных проходов — целая река… нет, две реки из гниющих тел огибали Веллесдорф. Надвигались с двух сторон, словно беря деревню в клещи. Готовясь сомкнуться, прорвав оборону ее насквозь.

Но пока…

Первые ряды мертвяков едва успели достичь вершины вала — Равенна ударила по ним скопом, заклинанием «Рухнувшее небо». В полном соответствии с названием на ходячие трупы обрушилось что-то невидимое, но невыносимо тяжелое. Словно исполинская рука: ближайших к Равенне мертвяков она просто раздавила, превратив в месиво из костей и кусков окоченевшей плоти. А остальных смела с вала. Мертвые, но приобретшие в эту ночь способность передвигаться, тела катились вниз, увлекая других мертвяков. Тех, что карабкались следом.

Потом было еще одно заклинание. В воздухе резко похолодало. И на ряды мертвяков во множестве посыпались градины, ледышки, целые ледяные глыбы. Продлилось это всего сто ударов сердца, но многие мертвяки после такого каприза погоды остались изломленными, побитыми или вообще раздавленными. И потому неспособными двигаться.

Но и оказавшая мертвякам столь холодный прием Равенна чувствовала, что силы ее на исходе. Больше подсобить своей волшбой защитникам Веллесдорфа она не могла. В обморок бы не упасть — не до хорошего уже. Голова кружилась, ноги подкашивались, а желудок тревожно бурчал, требуя себя наполнить. Пошатываясь, словно пьяная, Равенна попятилась за спины остальных защитников. И дальше: в тыл, прочь с вала.

А когда первые мертвяки добрались, наконец, до его вершины, мысли об отступлении… нет, скорее, о бегстве посетили головы и других защитников. Особенно лучников — те не знали, что им дальше делать. Сжимая бесполезные уже луки, они мелко боязливо переступали, пытаясь спрятаться за товарищей. И тем мешали только.

Но не Освальд! Отбросив лук, он выхватил из рук ближайшего крестьянина факел. И, размахивая им перед собой, а другой рукой сжимая тесак, ворвался в толпу мертвяков. Зелье Равенны защищало его от заражения. Собственно же, от укусов и других возможностей пораниться он рассчитывал защититься сам.

— Вот тебе! — выкрикнул бывший бродяга, на ходу поджигая одного из мертвяков; еще одному он миг спустя отсек тесаком потянувшуюся к нему иссушенную руку, — и тебе. И вот вам еще подарочек… йо-ху-у-у!

Под этот клич Освальд заметался, окруженный мертвяками, и разил направо и налево — одного за другим. Кружился вихрем на вершине вала, а ходячие трупы, сумевшие на нее подняться, кто огнем вспыхивал, кто валился вниз.

— Йо-ху! А вы чего ждете? — окликнул бывший вор других защитников Веллесдорфа, — это ж просто неуклюжие болваны. Бояться их нечего.

И жители деревни, вняв его призыву, ободренные двинулись навстречу скопищу ходячих трупов. Косы и топоры обрушились на мертвяков, ломая конечности. Вилы пронзали мертвую плоть и сталкивали мертвяков с вала. Да и факелы в руках жителей Веллесдорфа тоже оказались небесполезны. От движущихся… нет, скорее, шевелящихся костров, вспыхнувших на вершине вала, стало настолько светло, что нужда в белом шаре, созданном Равенной, отпала. Да оный и погас вообще-то говоря. Сил, поддерживать его, у колдуньи тоже не осталось. Шар погас, но отсутствия его уже не заметили.

— Йо-ху! Йоху-ху! — выкрикивал Освальд, охваченный боевой горячкой, — не такие уж они и грозные.

А в следующее мгновение рука с остатками кожи дотянулась снизу до вершины вала и, ухватив бывшего вора за штанину, резко потянула к себе. Освальд повалился, едва не выронив факел. Цепкую костлявую руку он отбросил проворным пинком. Но не успел освободиться, как сразу три мертвяка надвинулись на Освальда, окружая его.

Первого бывший бродяга успел поджечь. А когда второй выбил факел из руки, Освальд сперва рассек этому удачливому мертвяку ступню тесаком. А собрата его оттолкнул, резко вытянув в его сторону ногу. Затем вскочил на ноги и рубанул тесаком по шее ближайшего из ходячих трупов. Удар был удачен… или просто шея настолько рассохлась. Сделавшись нестойкой, как трухлявый пень. Так или иначе, но голова мертвяка полетела на землю. Как потом и он сам — поверженный подоспевшей Освальду подмогой в лице могучего мужика с топором. Лесоруба, как видно.