Тимофей Печёрин - Замок одержимого

Да, прежняя бродяжья жизнь уже не казалась Освальду привлекательной. Но кто сказал, что не было у него других вариантов? Ведь он мог, к примеру, зарезать Дедулю-Бренна… ночью, во сне это проделать легко — хоть с жирным купчиной, хоть с могучим колдуном. Прирезать и завладеть сокровищами, что наверняка хранились в подвалах бывшего донжона разрушенного замка.

Да, Дедуле-Бренну он, Освальд, жизнью обязан. Но ведь не приносил ему клятву верности. Не говоря уж о том, что не по чину ему было клятвы приносить. Он все-таки вор, вор и висельник, если быть точным. А не благородный рыцарь… такой благородный, что аж плюнуть хочется — вроде сэра Андерса. Дедуля-Бренн тоже не вчера родился. Должен был понимать, с кем дело имеет.

Так думал Освальд, обуреваемый сомнениями… в то время как рука его все равно уже сжимала лук. Как бы то ни было, правильно или неправильно он поступил, но теперь сомневаться и решать было поздно. Или еще рано — при условии, что жизнь бывшего вора не оборвется в эту ночь. А чтобы этого не случилось, предпринять Освальд мог лишь одно. Драться. Пусть даже с мертвяками.

А вот сэр Андерс, напротив, почти не боялся. И уж точно ни в чем не сомневался, уже держа руку на эфесе меча. Впервые за долгие месяцы он ощутил себя на своем месте. На родной земле. В родовых владениях, которые ему предстояло защищать — изгнанному, не сломленному; вернувшемуся в трудное время. Ни о чем другом по его разумению владетель не мог мечтать.

И вот он стоял у прохода, еле слышно шепча молитву и готовый уже в следующий миг достать меч из ножен.

Тем более был далек от сомнений и страха Сиградд, сын Торда. Самое страшное, чем ему грозила надвигающаяся ночь — это гибель. А гибель с оружием в руках достойная. После нее прямая дорога в Небесный Чертог: пировать и веселиться до скончания веков. Так что Гаук, Гуннульв и прочие, что, изгнав Сиградда, надеялись лишить его такой возможности — просчитались.

От последней мысли, нечаянно посетившей его голову, Сиградд помимо воли расплылся лицом в улыбке. А стоявший неподалеку житель Веллесдорфа даже отпрянул испуганно — приняв оную за хищный оскал.

А потом пурпурная окраска сменилась синевой, запятнанной клочковатыми серыми облаками — остатками пелены. За синевой пришла чернота. Защитники деревни стояли наготове; некоторые с факелами в руках.

— Я слышу! — крикнул кто-то, разрывая напряженную тишину ожидания, — они приближаются!

А кто это — «они», объяснять не требовалось.

Один из жителей Веллесдорфа вскинул лук — не боевой, охотничий и явно самодельный: грубо сработанный. Собрался выпустить огненную стрелу. Просто наобум, дабы осветить окрестности… и приближающихся врагов.

Но Равенна опередила его. Она прошептала заклинание, и на ладони волшебницы возник матово-белый светящийся шарик. Он взмыл вверх, на лету вырастая до размеров сырной головы. И свету давал не меньше, чем полная луна.

Его, света, теперь хватало… чтобы разглядеть темные человекоподобные фигуры, медленно надвигающиеся со стороны замка… и с противоположной стороны тоже — вдоль дороги.

Десятки… нет, сотни фигур. Целая толпа!

— Гадюку мне за шиворот, — пробормотал, вглядываясь в темноту, Римас, — да их даже больше, чем вчера. Откуда?..

Разумеется, последнему вопросу так и предстояло остаться лишь вопросом. Без ответа и особого смысла.

Мертвяки наступали медленно. Гордой неспешной поступью знатных людей — тем тоже некуда было спешить. А вот для защитников Веллесдорфа время было дорого. И терять его они не собирались.

Шар белого света оставался висеть над полем начинающейся битвы. А с ладоней Равенны уже срывались сгустки огня. Один за другим они влетали в нестройные шеренги мертвяков. И взрывались, охватывая ходячие трупы пламенем, превращая в движущиеся костры. Двигались те, впрочем, недолго. Падали через несколько шагов.

К волшбе Равенны присоединились лучники, включая Освальда. «Давненько я не зажигал», — приговаривал бывший вор, прилаживая стрелу к тетиве. Один из крестьян, державший факел, поджег ее с наконечника за миг до того, как тетива распрямилась.

В сторону толпы мертвяков она полетела уже огненным пятнышком под темным ночным небом.

Хваленая меткость Освальда не подвела его и теперь. Стрела безошибочно нашла цель, врезавшись в одного из мертвяков. Ее огонь шустро перебрался на мертвую плоть, точно моряки после долгого плаванья — с борта на причал.

За первой стрелой последовала, вторая, третья. Да и другие защитники Веллесдорфа, умевшие стрелять из лука, тоже не бездействовали. Большой меткости им, кстати, не требовалось — уж очень тесными рядами шли мертвяки. Сложно было промахнуться.