Майкл Ши - Восьмая нога бога

После завтрака я надумал было принять ванну, в которой давно нуждался, но, поразмыслив с минуту, решил отказаться от этой идеи. Вместо этого я вернулся на улицу, ибо, даже разбитый и измученный, уснуть все равно бы не смог.

Когда солнце поднималось над горизонтом, я направился к площади Корабельных Верфей и вступил на нее с первым лучом света. Там уже собиралась толпа. Бейлифы, церковные старосты и часть Пандагоновых наемников спокойно стояли и болтали с людьми, которых им было приказано не пропускать на середину площади. А там, за их спинами, вплотную стояли не менее трех десятков подвод, и от одного вида того, что на них лежало, меня охватил ужас.

Я, разумеется, говорю о неприкрытых грудах золота, среди которых мешки и бочонки извергали свое ослепительное содержимое, струйками вливавшееся в сверкающий поток огромного богатства. Миниатюрный горный хребет из чистого золота возвышался на тех повозках. Уверен, Шаг, ты понял, какого рода ужас объял меня, едва я их увидел. Когда такой громадный кусок сыра лежит в мышеловке, берегись – она вот-вот захлопнется!

Собравшиеся на площади люди испытывали, по-моему, те же опасения. Правда, они не столь отчетливо осознавали грозящую им опасность – в глубине души они уже готовы были продаться за эту бесстыдную подачку, но погребенное в сердцах сомнение давало себя знать в странном спокойствии, никто не напирал на оцепление бейлифов и их подручных. Толпа постепенно прибывала, не подавая и признаков нетерпения. Все словно настороженно ждали чего-то, тревожно прислушивались, приближаясь к приманке. Еще бы, столько золота! Кому, как не вору, и знать, дружище: если оно так нахально лежит у всех на виду, можешь об заклад биться, что каждая его кроха будет стоить головы.

Больше всего в ту минуту мне хотелось, чтобы Мав с сотней – другой дюжих горцев уже стояла на утесе над Стадионом, но я отлично знал, что так скоро им не добраться. Можно, конечно, сколько угодно надеяться, что Фурстен Младший, который отправился на юг за титаноплодами и копейщиками, вернется к концу дня, однако рассчитывать на их помощь раньше этого срока не приходилось. Небо было немыслимо голубым и совершенно безоблачным – никогда в жизни не доводилось мне видеть такого изумительно ясного неба, набухшего в то же время такой чудовищной угрозой.

Я отправился в святилище и разбудил, как обещал, Пандагона, потом вместе с ним и отрядом служителей Храма вернулся на площадь. Там все уже были в сборе, и я, замешавшись в толпу, слушал, как Первосвященник звонко выкрикивает распорядок ритуала. Представление удалось на славу: сам паучий бог не смог бы к нему придраться или усомниться в верности своего жреца. Паанджа объявил, что великий дар бога народу выражает его любовь и скорбь о тех жизнях, которые он поглотил во время последнего Жребия, повинуясь жестокой необходимости встать на защиту своей паствы от ужасного врага, который уже приближается к границам Хагии.

Толпа взволнованно зашелестела: люди по-прежнему не осмеливались поднять голос выше удивленного шепота. Демонстрация невиданной щедрости началась. Ровными рядами, строго параллельно друг другу, горожане двинулись вперед, каждый со своей емкостью в руках. В эти сосуды специально назначенные священники опускали большими разливательными ложками по четверти меры золота.

Золото раздают черпаками, словно бобовую похлебку! Да уж, в чем, в чем, а в смелости постановщику этого спектакля не откажешь. Хитрый старый черт, этот А-Рак. Знает, что один вид такой груды чистого золота вызовет в душе любого смертного неудержимое вожделение. Зачарованные магической властью золота, люди совсем успокоились, когда на площади начали расставлять столы с угощением. Ничто так не заглушает тревогу, как незамысловатые приготовления к веселой пирушке, все эти корзинки с хлебом и бочонки с элем.

Но очень скоро страх вернулся ко мне – страх перед ясным синим небом, страх перед утесами, которые стеной вставали позади Большой Гавани, прижимая город к реке. Кто знает, сколько пауков, колючим потоком скатившись по их склонам, наводнят в одночасье каждый бульвар, каждую улицу и переулок города? Мне не стоялось на месте, и я, никем не замеченный, ускользнул с площади. Понятное дело, что, раз один вид скал вызывал во мне дрожь отвращения, ноги сами понесли меня к реке.

Что за безумие! Как можно столь безмятежно принимать этот золотой подкуп! Если бы не двое союзников, которые в неопределенном будущем должны были привести подкрепление, да необходимость помочь Первосвященнику поддержать видимость сотрудничества с пауком, я бы давно уже плюнул на все запреты, выбрал в гавани какое-нибудь суденышко попроще, снялся с якоря и отправился поджидать моих друзей на безопасном расстоянии от берега.