Майкл Ши - Восьмая нога бога

В тот же миг с воем, который скоро оборвался и замер в полной тишине, море и скалы рванулись прочь друг от друга, камни рассыпались в песок, вода рассеялась мерцающим туманом, и оба вещества, закручиваясь длинными спиралями, полетели в разные стороны, а мы начали проваливаться во тьму, безмолвие и холод.

Сколько времени продолжалось это падение? Долго, очень долго я падал и ничего не видел.

Тысячи лет прошли, я все падал, но вдруг повсюду вокруг меня вспыхнули звезды.

Вид их был мне непривычен да и разбросаны они куда реже, чем в небе Артро-Пан-долорона, но все же то были звезды, и их свет стал желанной переменой после бесконечного ничто! Лежа в своем гробу с откинутой крышкой и медленно скользя в их свете, я начал оглядываться по сторонам, и тут меня пронзил ужас, равного которому я еще не испытывал.

С высунутым яйцекладом и широко раскрытыми громадными глазами меня преследовала Пам-Пель.

Правда, я скоро понял, что это не настоящая погоня. Просто мы оба были частью большого облака обломков, и потому она неотступно летела за мной, ни на шаг не приближаясь, но и не отставая, а от ее крыльев в этой пустоте было столько же пользы, как и от моих сведенных судорогой конечностей. Она была мертва или казалась мертвой – ни искры сознания не видел я в ее черных ледяных глазах…

Время безмолвно текло. Звездные поля хотя и медленно, но менялись. И так же медленно одна звезда, к которой, кажется, лежал наш путь, становилась все ярче и ярче.

О том, как мы попали в ваш мир, рассказывать не стану. Помню, меня поразил желтый пятачок вашего солнца – маленький, как монетка из кошелька скряги (кстати, я часто размышлял с тех пор, уж не потому ли род человеческий испытывает такое пристрастие к чеканному золоту, что светило над вашей планетой напоминает о нем?), но все же мое собственное состояние занимало меня гораздо больше, чем крохотный глазок в небесной лазури, ибо я не сомневался в том, что сумею благополучно устроиться и добиться процветания в этом мире, только бы мои конечности снова стали двигаться.

И тут – о чудо из чудес! – я понял, что мое тело вновь слушается меня! Никогда еще паралитический яд демона не подвергался столь длительному испытанию временем! Но и его действию пришел конец.

Мое спасение вообще было чудом от начала до конца. События, которые привели меня на вашу планету, следовали друг за другом с такой безукоризненной точностью, словно чья-то рука направляла их. Сначала оттаяли мои клыки, затем передние ноги, и от каждого покалывания в онемевших конечностях душа моя звенела надеждой! Мы уже не скользили в пустоте, а камнем падали на землю вашего мира, когда мои задние конечности оттаяли и задвигались, покорные моей воле!

Пока рой каменных обломков несся вместе со мной навстречу текучим континентам облаков, что скрывают поверхность этой планеты, а сама она росла прямо на глазах, заслоняя собой все остальное, я устроился поудобнее в своем гробу и захлопнул каменную крышку, получив наконец возможность хотя бы отчасти управлять этим примитивным летательным аппаратом, в котором я долго лежал, как труп.

Убийственная жара навалилась и прошла, и тут же все мое тело вновь онемело от мощного, как удар грома, толчка – это мой гроб прошил поверхность воды и с шипением погружался в океан, поднимая столб пузырьков воздуха. Холодный донный ил вскипел и снова медленно осел над местом нашего приземления, и только тогда я, едва придя в себя от удара, медленно /выполз из своей гробницы и стал оглядываться по сторонам.

Пам-Пель лежала на груде межзвездного мусора – кучка жалких камней, вот и все, что сохранилось от нашей погибшей галактики! Я бросился на труп той, которая едва не стала моей убийцей. Я оторвал ей крылья, ноги, разорвал на части ее тело. Когда наконец я оставил ее, она была мертва, – я это точно знаю! – ни искорки жизни не теплилось больше в ней.

Какая странная блажь нашла вдруг на меня, воришка, что я поведал тебе о моем прошлом! Но о том, как протекала моя жизнь здесь, рассказывать не стоит – легенды обо мне и так ходят среди твоих соплеменников в разных странах!

Думаю, что все дело в жалости! В сожалении об исчезнувшем мире! Мне и самому и странно, и горько, до смешного горько, воришка! Подумать только, поведать о гибели моего несчастного мира, торопливо вышептать всю горестную повесть об ужасной трагедии, постигшей мой космос, и кому, – тебе. Доверить столь громадное событие жалкой памяти такого бессильного ничтожества, как ты.