Дмитрий Емец - Шныр. Седло для дракона

– Между водой и огнем ничего не может существовать! Огонь и вода – противоположности! – важно сообщает Мокша.

Митяй ничего не отвечает, но Мокша чувствует, как он пожимает плечами в полутьме. Мокша жадно всматривается. Пьет, вбирает драконов жадными глазами. Он уже мысленно променял Стрелу на крылатого змея. Стремительного, блистающего.

– Откуда ты знаешь про кожу?.. Ну, что скидывают ее? – спохватывается Мокша.

– Догадался, – говорит Митяй. – Есть змеи темные, кожа у них грубая, толстая… Вон один такой трется о камни, видишь? Хочет, чтобы кожа треснула, чтобы отделаться от нее.

– Где?

– Просунь голову наружу! Не бойся! Я придержу!

Мокша трусливо выглядывает. Голова у него кружится от высоты. Так ничего толком и не рассмотрев, он шепчет Митяю, чтобы тот втянул его обратно.

– А вон другие крылатые змеи, серебристые! Сменившаяся кожа у них затвердела, но еще не стала грубой. Думаю, они скоро улетят. Смотри, они держатся выше и к озеру почти не спускаются. А вот у тех кожа розоватая, совсем нежная. Эти постоянно купаются, потом летают, чтобы высохнуть, и опять купаются… Нет, все же это скорее огонь, чем вода!

Мокша набирается храбрости. Высовывается почти по грудь. Смотрит. Чуть выше уровня тумана – скалы. В промежутке между скалами, в углублениях – множество черных полос. «Водоросли? Да нет, откуда?» – думает он и вдруг понимает, что это старая драконья кожа. Долгие столетия тысячи крылатых змеев сбрасывали ее здесь, прочность же кожи делала ее почти вечной.

Мокша смотрит, а быстрый его разум собирает все воедино.

– Я понял! – вдруг восклицает он.

– Чего ты понял?

– Почему среди фигурок ты отлил седло! Ты хочешь приручить крылатых змеев? Ты увидал их за Второй грядой и сразу этого захотел – вот зачем седло!

Митяй отвечает не сразу.

– Да, мечтал, – признается он. – Но ничего не выйдет. Крылатым змеям никогда не попасть в наш мир. Даже если я и приручу одного.

– Почему не попасть? – недоверчиво спрашивает Мокша. – Когда-то несколько пегов случайно пролетели через тоннель и уже не вернулись назад. Возможно, за сотни лет это происходило много раз! То жеребец, то несколько кобылиц… А теперь мы приручим змеев!

– Нет, – качает головой Митяй. – Я уж и так прикидывал, и эдак. Посмотри на них внимательно. Проход через болото слишком узок для их крыльев. Они не протиснутся. Даже если каким-то чудом я и вскочил бы на драконью спину, мы засели бы в болоте. Разве что детеныш какой просунулся бы, но малыши все за Второй грядой. Видать, летают еще плохо и сюда не суются.

Словно чтобы доказать правоту Митяя, рядом проносятся сразу два дракона. Один из них, с небольшим кожистым гребнем на нижней челюсти, напоминающим бородку, догоняет более мелкого и изящного дракона, задевает его крыльями и ласково поливает струей прозрачного, не очень горячего пламени, края которого голубовато вспыхивают. Второй дракон недовольно огрызается. Его пламя короткое и яростно-белое. Там, где оно попадает в камень, скала темнеет и трескается.

– Девочка не в настроении. Едва кожу сбросила, а тут лезут к тебе всякие… – сочувствует Митяй.

Мокша смотрит на огромные, с острыми выступами крылья и тоскует. Да, Митяй прав. Ни одному крылатому змею, даже самке, никогда не пролететь через тоннель.

– А если когда-нибудь проход через болото расширится? Мало ли что может произойти! Что это даст шнырам? – спрашивает он.

Митяй думает. Взвешивает. Потом в темноте звучит его взволнованный голос:

– Драконы намного быстрее пегов. И высоту они набирают стремительно, почти не уставая. На драконе даже шныр-новичок, возможно, сумел бы перелететь через Вторую гряду прежде, чем сварился бы вкрутую.

– А потом?

– Я не знаю, что «потом». Просто перелетел бы… – пожимает плечами Митяй.

– И я? – спрашивает Мокша, отхлебывая из тыквы и выливая последние капли себе на раскаленный лоб.

– И ты, – кивает Митяй. – Почему нет?

– И как там? – Этот вопрос Мокша задает множество раз, но ему никогда не надоедает слушать.

Митяй нашаривает слова. Ему хочется быть точным.

– Там все иначе… – произносит он неуверенно. – Тебя касается белое сияние, словно бы такой огонь. Внутри него ты можешь все, но ты словно бы и не хозяин своего разума. Становишься частью чего-то огромного, радостного, простого, растворяешься в нем, но остаешься и собой.