Гай Кей - Дети земли и неба

На мгновение возникло напряжение, когда он так сказал, потом Зорзи рассмеялся и сказал:

— Этого мне хватит.

Один из братьев (старший, Мавро) прищурился и посмотрел на Невена, но со временем он довольно легко поладил с Мавро, со всеми тремя мужчинами.

Милена — дело другое. Он ни разу не сделал ничего, что могло бы ее оскорбить (или ее семью), и он еще в самом начале понял, что между ее отцом и Йорьо, которому принадлежала одна из ферм, и у которого есть сын по имени Димитар, идут переговоры.

Это не касалось Невена, только вот Милена, кажется, хотела, чтобы это его касалось. Он ей нравился. Она была очень хорошенькая, сильная и трудолюбивая. Она задавала ему вопросы о мире, о нем самом. Милена хотела все знать.

Ему удавалось уклоняться от ответов на вопросы о своей собственной жизни. Он только сказал, что пришел с востока, и у него есть «причины», почему он направляется на юго-запад. Он это подчеркнул: он пойдет дальше. Милена все время задавала вопросы, за столом и в поле, или находила его в конце рабочего дня просто для того, чтобы поговорить.

— От меня пахнет луком? — однажды спросила она.

— Нет, — ответил он. — А что плохого в луке?

— Некоторые говорят, он плохо пахнет.

— Вот как. Ну, может он пахнет плохо. Но ты — нет.

Она быстро кивнула, будто он сказал нечто важное. Он не сказал ей, что провел много ночей в палатках с уставшими немытыми солдатами.

Он не был таким наивным, чтобы не видеть, что она не возражала бы, если бы он подошел к ней в темноте или у речки, когда стало теплее. Но он дал слово, да и не собирался провести здесь всю жизнь. Дело не в том, что на этих фермах люди жили недостаточно хорошей жизнью, но это была не его жизнь. Или не та жизнь, которой он бы хотел. Хотя он пока не слишком ясно представлял себе, чего бы хотел.

Но в какой-то момент стало ясно, что планам на свадьбу и на объединение двух ферм противится Милена, а она им противится из-за Невена.

Она не могла отказать своему отцу, но Зорзи был неторопливым человеком, и он проявлял терпение. У него также, по-видимому, оставалось какое-то предубеждение против семьи Йорьо, с давних пор, поэтому, возможно, он бы не стал очень уж возражать, если бы этот большой юный чужак предпочел остаться с ними.

Невен так и не узнал, прав ли он. После того, как растаял снег и появились первые почки и цветы, он сказал в конце трапезы в середине дня, что пробудет, пока они не закончат пахоту и сев, а потом уйдет.

Милена два вечера подряд подавала ему остатки бульона со дна котла и половинную порцию капусты, но не сказала ни слова. Он чувствовал себя немного виноватым, но Димитар показался ему человеком порядочным, и у этих двоих были основания быть вместе. Не каждый человек может уйти в широкий мир в погоне за мечтами и другой жизнью, особенно девушка.

Ему казалось, что люди должны все время проходить сквозь жизни других людей, прикасаться к ним, и чувствовать их прикосновения. Может быть, что-то оставлять после себя, становиться воспоминанием, подобно упавшей звезде. Например, учитель Касим. Касим для него стал воспоминанием. И Кочы тоже. И Скандир, в тот день, над дорогой, когда он пощадил его жизнь. Это было нечто большее, чем воспоминание.

Он гадал, как долго будет помнить эти фермы, вой ветра, крик совы зимними ночами, как они с Зорзи и его сыновьями убивали волков, а свет лун сверкал на утоптанном снегу. Тело Милены, нагнувшейся над столом, когда она разливала для всех суп, или стояла у колодца возле реки в конце дня, глядя вдаль на что-то такое, чего никто кроме нее не видел.

Однажды утром он ушел перед рассветом, когда последние звезды еще горели на небе. В сумерках он предупредил Зорзи, возвращаясь с весеннего поля, и они попрощались. Он ничего не сказал Милене в тот вечер, но получил разрешение ее отца оставить ей подарок: он уходил, поэтому это было можно.

У него была серебряная цепочка на шею с серебряной звездой ашаритов. Он больше не собирался ее носить. Он повесил звезду на ручку двери ее спальни и ушел.

К этому времени он уже говорил на языке Саврадии как саврадиец. Он и есть саврадиец, сказал он себе на дороге, когда солнце вставало у него за спиной. И он, в конце концов, понял, куда теперь пойдет. Может быть, он всегда это знал, подумал он.

Три дня спустя на него напали.

Он знал, что за ним следили все утро. Ты можешь уйти от Джанни, от всего, что знал, изменить свою жизнь (или попытаться), но не можешь так быстро забыть все, чему тебя учили.