Вероника Иванова - Паутина долга

— Значит, только поэтому? Только чтобы тебе самому не надо было за все отвечать?

Хорошая причина. Наверное, лучшая из всех. Но беда в другом. Беда в том, что она лишь второстепенная и стала таковой совершенно неожиданно. Неожиданно для меня. Я не просился в наперсники будущей императрице, но став таковым, вдруг осознал: детство кончилось. Не может больше быть ни беспечных и бессмысленных игр, ни бесконечных проб и ошибок. На каждый шаг осталось ровно по одной попытке, причем шаги-то не мои. Шаги будет делать ее императорское величество. Но если она поступит дурно, виновато будет ее окружение, верно? Конечно, можно спрятаться, можно даже убедить всех в том, что сделал все возможное, но как справиться с собой? Пусть я ошибаюсь, пусть мои представления о том, какой должна стать Сари, в корне неверны, но как раз на этот случай и существуют РАЗНЫЕ взгляды. Взгляды с разных сторон, которых пока всего две, и которые могут вскорости стать одной… Нет. Этого нельзя допускать. Я и не допущу. Наверное. Может быть.

Беспечно улыбаюсь и отвечаю:

— Конечно.

Принцесса снова вперила в меня тяжелый взгляд.

— Все вы одинаковые…

— Разумеется.

— Думаете только о себе…

— Каждый миг.

— Заботитесь только о своем благе…

— Со всем тщанием и прилежанием.

— Клянетесь в верности и вечно обманываете…

— Чтобы освободить место для новых клятв.

Задумчивое сопение прерывается тихим вопросом:

— Ты тоже меня бросишь?

Кажется, я уже слышал что-то подобное сегодня. Только меня не спрашивали, а просили. Не бросать. И если тому, кто начал эту тему, я не стал говорить ни «да», ни «нет», то сейчас придется ответить. Четко и ясно.

— Нет.

Принцесса тратит целый вдох на внимательное изучение выражения моего лица прежде, чем переспросить:

— Правда?

Киваю. Следовало бы, конечно, ответить «правда», но это слово имеет столько оттенков для каждого из нас, что молчаливое признание будет честнее. Во сто крат.

Она вскочила с кровати, прижалась ко мне, к счастью, не выпуская из рук кружку, а то ковер оказался бы залит медовым молоком. Я провел ладонью по глянцево-черным крашеным волосам.

— Вам пора спать.

— Но ты обещаешь? — Зеленые глаза смотрят умоляюще, и это вовсе не случайное впечатление от взгляда, направленного снизу вверх.

— Да.

Она снова прижимается щекой к моей груди. На долгих три вдоха, после чего упрямо напоминает:

— Но приговор я все же подпишу.

Хорошая память — немаловажное качество для императрицы. Хотя бы память на собственные, в запале сказанные глупости. А непременная уверенность в необходимости их осуществления — совсем замечательно.

Что остается ответить?

— Как пожелаете.

Самое лучшее время в доме, это ночные часы. Тихо, покойно, мирно. Никто не шлепает по отстающим друг от друга половицам, извлекая из паркета мелодии, временами достойные гениального музыканта. Никто не гремит посудой, в поисках съестного углубляясь в недра кастрюль, сковород, кринок, чашек и прочей утвари. Никто не вздыхает над ухом в самый неподходящий момент. Только ночью и можно работать — наедине с самим собой и книгами.

Уложив ее высочество спать, я прихватил с кухни кувшин с клюквенным морсом, любезно приготовленным матушкой сразу по приезду (то бишь, почти ювеку назад, а потому настоявшимся и приобретшим тот самый горьковатый привкус, который чудно освежает и глотку, и соображение), и отправился в библиотеку. На промысел. Точнее, на охоту за сведениями, жизненно необходимыми и интригующе загадочными. Честно говоря, при своем возникновении замысел полистать имеющиеся в доме книги показался вполне разумным и весьма полезным, но взглянув на поднимающиеся к потолку шкафы, я немного приуныл. Больше половины этих томов мне не доводилось не то, что открывать, а даже брать в руки. Как найти именно необходимое и достаточное, не тратя лишнего? Плести заклинание? Да, пожалуй, так и следует поступить: другого выхода из временного тупика не вижу. Сейчас схожу за «каплями» и…

Если мне позволят пройти: сдвинуть с места эту тушку будет непросто даже тому, кто вдвое сильнее меня, потому что короткие мускулистые ноги словно составляют единое целое с полом. Лобастая голова, вечно текущие слюни, обрубок хвоста и складки короткошерстной кожи на загривке — это моя собака. То есть, пес. Красавцем его не назовешь, но за зверя с такой родословной любой богач отдал бы все свое состояние и состояние своих потомков на поколения вперед, потому что Хис не обычный пес. И капли слюны, вытекая из приоткрытого рта, добираются до пола поблескивающими песчинками…