— Наверное, и не только это? Какие еще ужасы вам нарассказывал Юлар? Меня неизлечимым недугом в своих историях не наделял?
— Нет, о вас он отзывался очень нежно. Но признаться, я не ожидал, что…
— Что многие все слова моего брата — ложь? Увы, heve. Он всегда любил присочинить лишнего. А с тех пор, как пристрастился к игре, совсем совесть потерял.
— Он был азартным игроком?
Мюла печально улыбнулась.
— Очень азартным. И самое странное, у него получалось выигрывать. Обычно же как бывает? Раз на раз не приходится. А Юлару почти всегда везло. Вернее, он знал, когда ему должно повезти.
— Стало быть, вы не нуждались в деньгах?
— С голода не умирали, чтобы он вам ни рассказывал. Но и под ноги не швыряли. Потому что брат не мог остановиться. Даже когда чувствовал, что удачи не будет, все равно шел играть… И терял все.
Хм. Он был тяжело болен, да такой болезнью, которую не всякий целитель возьмется прогнать, поскольку душевные недуги — противники куда опаснее, чем телесные. Наверное, тот день в «Перевале» был для Юлара одним из удачных, а следующий — наоборот, потому парнишка и огорчился, проиграв мне пропуск. Кое-что становится понятным. К примеру, почему он не отказался от дармовых костей, хотя вполне мог рассчитывать на собственные силы.
— Но у вас есть деньги на уплату подати?
— О, не беспокойтесь! Вполне достаточно. Дело в том, что…
Над нашими головами раздался грохот.
— Да сколько же можно!
Мюла выскочила из-за стола. Как вежливому гостю, мне полагалось бы дожидаться возвращения хозяйки, но истинному дарраджиту, чей образ я успешно примерил на себя сегодня, следовало презреть правила и удовлетворить разыгравшееся любопытство. К тому же, звук был от падения чего-то тяжелого и металлического: вдруг в дом забрались грабители, и женщине понадобится помощь и поддержка? Шучу, конечно. Помощи с меня немного, правда, в случае опасности могу позвать Хиса, терпеливо следующего за мной от дома к дому, а сейчас оставшегося на улице: не думаю, что каменные стены станут препятствием для моей зверушки…
Женщину я догнал уже на верхней площадке лестницы. Мюла сжимала кулачки, но больше умоляюще, чем грозно, и выговаривала угрюмому типу в овчинном полушубке:
— Не могли бы вы вести себя потише? Знаю, что не имею права требовать, но поймите: у меня гость, мы разговариваем и вовсе не хотим слушать, как вы гремите мебелью!
— Гость? — На меня зыркнули маленьким темным глазом, единственным на лице, вторую половину которого сеткой полос покрывали шрамы. — Так и занимайтесь гостем. Вот мне сказано носить, так я и ношу.
— Носите, никто вам не запрещает! Но не кидайте!
— Я и не кидал. Я поставил. Хлипкие сундуки нынче пошли…
Одарив нас откровением о несовершенстве новодельных предметов домашней утвари, коренастый мужичок грузно пошлепал по ступенькам вниз, к входной двери. Мюла обессиленно вздохнула, повернулась, заметила меня и смущенно пояснила:
— Каждый божий день он здесь гремит. Я уже устала слушать… Правда, сегодня вроде больше не должен показаться. Не волнуйтесь! Давайте вернемся и продолжим разговор, если вы не против.
— Разумеется, вернемся. Но если позволите… Что все это значит? Разве вы не хозяйка дома?
— Теперь уже нет. Я продала верхний этаж, иначе не смогла бы собрать денег на подати. Думаю, продам и оставшуюся половину: после смерти Юлара мне нет никакой нужды оставаться в городе. Поеду в имение, буду помогать отцу. У меня была надежда, что брат одумается и остепенится, найдет себе занятие, но раз уж так получилось…
— И давно продали?
— Да уж две ювеки назад.
Значит, деньги имелись, и парень нагло врал. Что ж, получил по заслугам. Может, кара и должна была быть менее жестокой, но боги сами решают, как наказывать.
— И что за человек теперь над вами живет?
Мюла пожала плечами:
— Пока никто не живет. Вроде слышались иногда по ночам шаги, но кроме слуги я больше никого не видела, а он приходит только днем, чтобы принести вещи.
— Каждый день?
— Да, почти каждый. Приносит по сундуку или по два.
— Почему сразу не приволочь все?
— Может, у него есть и другие поручения, — предположила женщина.
— Может быть.
— Он даже не забрал еще ключи от дверей: там осталось кое-какие безделушки, дорогие мне, как память, а я все никак не могу найти время перенести их вниз.
— Так в чем же дело? Давайте, я помогу!
— Правда? — Серые глаза просветлели. — Вам это не составит труда?
Читать дальше