– Я знал одного нашаратского султана, одержимого идеей девственности. После нескольких затяжек он любил поболтать. Рассказывал про свой гарем и делился наблюдениями.
– Это отвратительно.
– Почему? Сочинять стихи о крови на простынях и читать их детям можно, а ставить крестики на восковых табличках – моветон? Тари, вы непоследовательны.
Она не ответила. Просто зарылась с головой под одеяло, чтобы Гергос не видел ее пылающих щек. Ревновать к прошлому глупо. В глазах добропорядочных людей и она, и ее дану заслуживали всяческого порицания. И если Тари не было стыдно за свой поступок, то и его нельзя судить за общение с чересчур любвеобильными султанами... Но кто сказал, что она всегда должна быть логичной и последовательной?
– Тари, вылезай.
Она замерла, не отзываясь.
– Тари, пожалуйста, – Гергос присел рядом, потянул на себя одеяло. – Посмотри на меня.
Он посмотрела – сквозь растрепанные волосы.
– Тебе не нужно ничего мне доказывать. Я знаю тебя, я видел тебя, настоящую. И я безумно тебя люблю, ты даже не представляешь... И совершенно неважно, сколько у тебя было мужчин или сколько людей ты убила... или кто твои родственники. Для меня имеешь значение только ты сама, только ты. И единственное, что может это изменить – твое решение. И если однажды ты захочешь уйти, потому что наконец поймешь, что я просто не стою... не перебивай! Себя я тоже знаю. И я не хороший человек, я сделал много зла, тебе в том числе...
– Какого зла, дану? – все-таки перебила она. – Вы забрали меня из Интерната, вы дали мне крышу над головой и позволили вернуться в приличное общество. Никогда ничего не жалели и не требовали взамен. О каком зле вы говорите?
– Это уже не имеет значения, – после небольшой паузы сказал Гергос. – Это в прошлом. И я клянусь тебе, – он взял ее руку и снова легко поцеловал пальцы, – клянусь, что постараюсь быть лучше, быть достойным и сделать все, чтобы ты не пожалела о своем решении. А все остальное неважно.
Тари прикрыла глаза, чувствуя, что вот-вот заплачет. Она просто не могла вынести этого взгляда, этих слов... разве так бывает? Разве это может происходить с ней?.. Потом поняла, что Гергос ждет ответа и рывком села, обнимая его за шею, прижимаясь всем телом.
– Я люблю тебя...
– Дитя мое... ох! А кусаться-то зачем?
– Никогда больше не называйте меня «дитя»!
– Как прикажет ваше высочество... Мерзавка, больно же!
Некоторое время спустя, вновь выпутавшись из простыней, Тари спросила:
– А если я все-таки умру через восемь дней?
– Вы хотите обсудить похоронный церемониал?
– Я тобрагонская принцесса крови, какие могут быть варианты? Но я сейчас не об этом. Дядя не отступится, он снова попробует меня отравить или подошлет убийц, или... я не знаю! Но он не остановится. Вы бы видели его глаза, когда он...
– Когда он пытал вас?
– Вы знаете?
– Тари, я не слепой. И, честно говоря, не разделяю вашего благородного желания спустить это ему с рук... И кстати, что ему было от вас нужно?
– Послушание. Он хотел, чтобы я была послушной девочкой и делала все, что скажут. Но главное – молчала. Разумеется, после того как расскажу обо всех, кого успела посвятить в тайну.
– И даже каленое железо не помогло? А я, глупец, пытался использовать простое убеждение!
– Дану!
– Прости, я знаю, это не смешно.
– Нет, все в порядке. Лучше смейтесь. Мне надоела жалость. И я не хочу, чтобы дядя, и заговор, и шкатулка преследовали меня до конца жизни. Если правда выйдет наружу, будет скандал, от которого семья Коварэн никогда не отмоется. Предупреждаю, если вы сейчас предложите мне выйти замуж за какого-нибудь Морэва или Версена, я вас снова укушу. Я готова навсегда остаться Тари эль Нахри, но не хочу жить в страхе. Я снова хочу смеяться! Если бы только дядя отказался от своего замысла!
– Мы можем ему написать.
– Что написать?
– Что шкатулка у нас и возвращать мы ее не собираемся. Но и разоблачать его не станем, если он поклянется оставить тебя в покое. Тари, у тебя на руках все козыри, ты можешь диктовать свои условия Коварэну.
– Но если он не остановится?
– Ему есть что терять. Послушай, шкатулку можно спрятать, и я оставлю распоряжения на случай, если с тобой или со мной что-нибудь случится. Если правильно надавить, Коварэн сломается. Он просто воспользовался тем, что мы скрываемся в провинции и о тебе никто, кроме соседей, не знает. Если действовать открыто, если показать всему Анкъеру, что Атарьяна Коварэн жива и здорова, твоему дядюшке будет не так просто от нее избавиться.
Читать дальше