— Двух сиделок, — повторил стрелок и улыбнулся. Они тоже улыбнулись в ответ. Робко и нервно.
— Ах ты, чёртов погонщик мулов! — вдруг выкрикнул Катберт, расплывшись в улыбке. — Ты же нам ничего не оставил, сам ободрал всё мясо с кости!
— До завтра мир не изменится, — проговорил, улыбаясь, стрелок, вспомнив старую поговорку. — Ален, ты жопа с гренкой. Чего стоишь? Двигай задницей.
Ален взялся за сооружение носилок; Томас с Джейми умчались прочь: сперва — в Большой Зал, а потом — в лазарет.
Стрелок и Катберт остались стоять на месте, глядя друг на друга. Они всегда были близки — настолько, насколько вообще позволяли сблизиться острые грани их очень несхожих характеров. В горящих решимостью глазах Катберта открыто читались все его помыслы, и стрелок едва удержался, чтобы не посоветовать другу отложить испытание ещё на год, а то и на все полтора, если он не хочет уйти с позором через западный вход. Но они многое пережили вместе, и стрелок понимал, что, как бы он ни старался этого избежать, его слова будут восприняты как проявление высокомерия и покровительственного отношения. «Вот, я уже начинаю просчитывать свои действия, даже с друзьями», — подумал он, и ему стало немного не по себе. А потом он подумал о Мартене, о своей матери и улыбнулся другу. Улыбкой обманщика.
«Мне надо быть первым, — сказал он себе, в первый раз сформулировав для себя эту мысль, хотя он и прежде задумывался об этом. — Я уже первый».
— Пойдём, — сказал он.
— Как скажешь, стрелок.
Они вышли из зелёного коридора через восточный вход; Томас и Джейми уже вернулись из лазарета и привели сиделок, которые были похожи на призраков в своих лёгких летних белых балахонах с красным крестом на груди.
— Можно, я помогу тебе похоронить сокола? — спросил Катберт.
— Да, конечно, — сказал стрелок. — Я сам хотел попросить тебя мне помочь.
А позже, когда на земле воцарилась ночь и разразилась гроза, когда дождь хлынул гремящим потоком с небес, когда в вышине, точно чёрные призраки, клубились тучи и молнии вспышками голубого огня омывали извилистые лабиринты узких улочек Нижнего Города, когда кони стояли в стойлах, свесив головы и опустив хвосты, стрелок взял себе женщину и возлёг с ней, как пристало мужчине.
Это было приятно и быстро. Когда всё закончилось и они молча лежали бок о бок, на улице пошёл град, выбивая по крышам свою короткую жёсткую дробь. Где-то внизу, далеко-далеко, кто-то наигрывал регтайм «Эй, Джуд». Стрелок погрузился в раздумья. И только тогда, в этом молчании, прерываемом лишь дробью града, уже на грани сна, ему вдруг подумалось: а ведь вполне может так получиться, что он — первый — окажется и последним.
Стрелок, разумеется, рассказал мальчику далеко не всё, но, возможно, многое из того, о чём он умолчал, всё равно, так или иначе, проявилось в его рассказе. Он давно уже понял, что этот парнишка на удивление проницателен для своих лет, и в этом он очень похож на Алана, обладавшего даром соприкосновения, состоявшего наполовину из умения сопереживать, наполовину — из умения читать мысли.
— Спишь? — спросил стрелок.
— Нет.
— Ты понял, о чём я тебе говорил?
— А вы думаете, я такой непонятливый, или что? — спросил мальчик с издёвкой. — Вы что, смеётесь?
— Ни в коем случае.
Но стрелок уже внутренне приготовился защищаться. Он ещё никому не рассказывал о том, как он стал мужчиной, потому что всегда, когда он вспоминал об этом, его раздирали самые противоречивые чувства. Конечно, сокол был честным оружием и во всех отношениях безупречным, но это был и обманный ход тоже. Хитрость. И предательство. Первое из долгого ряда . Я что, действительно собираюсь отдать этого мальчика человеку в чёрном?
— Я понял, — сказал мальчик. — Это была игра, да? Почему люди, когда взрослеют, всегда продолжают играть? Почему всё, за что ни возьмись, это лишь повод для новой игры? А люди вообще взрослеют? Или просто вырастают?
— Ты ещё очень многого не знаешь, — сказал стрелок, пытаясь сдержать медленно закипающий гнев. — Ты ещё маленький.
— Да. Но я знаю, кто я для вас.
— Да? И кто же? — Стрелок весь напрягся.
— Фишка в игре.
Стрелку вдруг захотелось взять камень потяжелее и размозжить парню голову, но вместо этого он сказал очень спокойно:
— Давай спать. Мальчикам нужно как следует высыпаться.
А в голове у него пронеслось эхо давнишних слов Мартена: Ступай и займи свою руку делом.
Стрелок ещё долго сидел в темноте, оцепенев от объявшего его ужаса. Он никогда ничего не боялся и только теперь испугался (первый раз в жизни), что начнёт сам себя ненавидеть. И скорее всего так и будет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу